Третий лишний. Он, она и советский режим

Как массовые, так и частные операции против проституток власти всегда стараются не афишировать, чтобы, как выражаются советские чиновники, „не привлекать ненужного внимания к некоторым отдельным отрицательным явлениям нашей жизни”. Чтобы не оставлять письменных свидетельств, все распоряжения такого рода передаются по телефону или в личной беседе с глазу на глаз между партийным чиновником и чиновником милицейским. Запретным является даже само слово „проституция”. Табу на это слово наложено не только в прессе, но и в служебной переписке. Врач-венеролог, занимавший в 60-е — 70-е годы высокое административное положение в городе Казани, вспоминает, что в получаемых им бумагах слово „проститутка” еще иногда проскальзывало, но слово „проституция” — никогда. В очень редких случаях, когда советские газеты или журналы все-таки обращаются к этой теме, они пишут о молодежи, которая „тянется к сладкой жизни”, или о девушках, злоупотребляющих водкой и „другими развлечениями”[99].

В послевоенные годы это табу было нарушено, как мне помнится, только однажды, в 1966-м году, когда организована была третья по счету волна преследований проституток по политическим мотивам. В выступлениях газеты „Комсомольская правда” девушек обвиняли в том, что они вступают в запретные отношения с иностранцами. Собственно, вся кампания и была направлена против группы нежелательных иностранцев, но параллельно Комитет государственной безопасности, ЦК Комсомола и милиция Москвы провели широкую операцию против нечисти — проституток и фарцовщиков-спекулянтов, чаще всего молодых людей, слишком тесно общающихся с иностранцами.

Внешне эта операция выглядела так. Пятого июня 1966 года „Комсомольская правда” опубликовала фельетон некого В. Резникова „Нечисть”. Автор клеймил 19-летнюю Светлану Трофимову как „профессионально-самодеятельную проститутку”. Более всего журналиста возмущало то обстоятельство, что советская девушка проводит время с иностранцами, из которых один женат, а второй, по мнению автора фельетона, слишком стар для нее. Вопрос об отношениях с иностранцами муссировался со всех сторон. Оказывается, когда Светлане было 17 лет, власти не разрешили ей выйти замуж за американца, ссылаясь на то, что она слишком молода. Казалось бы, ей следовало понять: непозволительно иметь дело с гражданами других государств, но она заупрямилась, „мечтает выйти замуж за иностранца и покинуть свою страну”. Более того, у нее — семимесячный ребенок от итальянского гражданина, что опять-таки позорит ее как советскую гражданку. Кроме Светланы, в фельетоне названы еще девушки, которые участвуют „в оргиях на квартирах иностранцев”. Сделав это необходимое для КГБ заявление, автор фельетона тотчас схватил себя за руку: разоблачение нежелательных иностранцев в советской прессе ни в коем случае не должно превращаться в разоблачение советской проституции. Поэтому в следующих же строках фельетонист стал как заклинание повторять: ТАКИХ, КАК ТРОФИМОВА — НИЧТОЖНО МАЛОЕ ЧИСЛО. ДА ЭТО МАЛОЕ ЧИСЛО. НИЧТОЖНО МАЛОЕ ЧИСЛО. Но хотя число и малое, „Комсомольская правда” требовала для проституток самых жестких мер от суда, милиции и общественности.

Десятого июня 1966 года газета продолжала обсуждение возмутительных действий Светланы Трофимовой, но при этом писала, главным образом, о корреспонденте Юнайтед Пресс Интернэшнл[100]. Однако окончательно смысл затеянной  ГБ акции выяснился лишь в начале сентября 1966 года, когда „Комсомольская правда” в номере от 4 сентября поместила подробный отчет о судебном процессе над профессионально-самодеятельной проституткой Трофимовой[101]. Суд был, главным образом, занят выяснением подробностей интимной жизни сотрудников американского посольства и американских журналистов в Москве. Речь шла, прежде всего, о корреспондентах, посылавших в американские газеты разоблачительные статьи о жизни советского общества.