Третий лишний. Он, она и советский режим

Тунцелов (большое судно, где девушки-работницы консервируют выловленного в океане тунца) заходит на стоянку на один из островов Курильской гряды. Курилы — „острова мужчин”, там только армия. У офицеров — семьи. Сержанты и старшины — одиноки, хотя случается служат на островах по пять-семь лет. Сержант-долгосрочник поднимается на борт корабля и в толпе белых халатов высматривает себе пару. „Пойдешь со мной?” — спрашивает он девушку. „Пойду”, — говорит она безымянному мужчине, которого видит в первый раз. Сержант отправляется к замполиту корабля, „Начальник, отдай вон ту девку, — говорит он. — Я на Курилах седьмой год пилю. Тоска заела”. „Нельзя, — говорит замполит. — Она вербованная, триста рублей подъемных от государства получила. Отработает подъемные — забирай”. „Хорошо, — отвечает сержант и лезет в карман за бумажником. — Плачу 300, беру девку. Идет?” „Ну, смотри, — шутит замполит, — товар обратно не принимается и не обменивается”. Договаривающиеся стороны заканчивают необходимые формальности, и сержант уводит с палубы свою невольницу-жену. По закону держать ее на острове в воинской части не полагается. Но все зависит от командира части. А командиры — тоже люди.

„Чем кончаются такие браки?” — спрашиваю я бывалых людей. „Чаще всего ничем”, — отвечает матрос, которому на Дальнем Востоке не раз приходилось присутствовать при такого рода купле-продаже. Выбор подруги на глазок за считанные минуты редко бывает удачным. Но даже если девушка военному понравится и даже родит ребенка, он все равно бросит ее при демобилизации. Не привозить же с собой жену из армии. Будущая гражданская жизнь неясна, ему предстоит устраиваться на новом месте, осваивать новую профессию. Жилья собственного, конечно же, долго не будет. В таких условиях лучше быть холостяком. „Ну, а что происходит с ней?” „А что с ней может статься, — пожимает плечами матрос, — ребенка — в Детский дом, а сама обратно на тунце-лов или на рыбокомбинат. Куда ж ей еще…”

Впрочем, однажды мой собеседник-матрос оказался свидетелем трогательной сцены, вполне пригодной для рождественского рассказа. Он служил на пароходе, который перевозил грузы и людей между Курильскими островами и материком. Пароход носил гордое имя великого русского ученого и поэта — „Михаил Ломоносов”. Но пассажирам — вербованным рабочим, заключенным и демобилизованным солдатам — от этого было не легче. Их везли в твиндеках, а проще говоря, в трюмах, в огромных помещениях, лишенных света и воздуха, в немыслимой тесноте, вони и грязи. Корабль находился на полпути между Курилами и островом Сахалин, когда мощный мегафон разнес по судовым помещениям голос четвертого помощника капитана: „Внимание! Граждане пассажиры, в четвертом твиндеке рожает женщина. Есть ли среди пассажиров врач? Прошу врача пройти в четвертый твиндек к роженице!” Врач нашелся. Его провели в самый темный и грязный угол трюма; демобилизованные солдаты потеснились и даже достали для доктора немного пресной воды — помыть руки. Вскоре мегафон разнес по кораблю радостную весть — на свет появился новый советский человек. В вахтенном журнале появилась запись о том, что во столько-то часов и столько-то минут по Гринвичу на такой-то широте и долготе на борту корабля родился мальчик, которого решено назвать Михаилом. А так как фамилия отца неизвестна, то новорожденного назвали так же, как пароход, — Михаил Ломоносов. Но это — только половина истории.

Вскоре еще одна весть облетела корабль: мама новорожденного Михаила, вербованная рабочая с рыбокомбината, едет на пароходе зайцем, у нее нет билета и нет денег на билет. Муж ее бросил (да и был ли муж?), работать в цехе она по причине беременности не могла и теперь добирается к себе домой… „Граждане пассажиры, — загремел голос помощника капитана, — не оставим одинокую женщину без помощи. Соберем денег хотя бы на билет…” Привилегированная публика в кают-компании тут же собрала нужную сумму — 300 рублей. Потом команда судна дала еще 600. Помощник капитана ради такого случая спустился со своих олимпийских высот и с шапкой в руке стал обходить пассажиров, не гнушаясь трюмами. Пассажиры, вчерашние солдаты, в расстегнутых гимнастерках, без погон, день и ночь резались в очко. В обычное время азартных игроков невозможно было оторвать от их занятия. Но волна милосердия, разлившаяся по палубам и трюмам „Михаила Ломоносова”, проняла даже игроков. Прямо с банка бросали они пачки денег в шапку помощника капитана. „Правильно, начальник, поможем м а т е р и - о д н о н о ч к е!”

Когда подошли к порту Корсаков на Сахалине, вся команда и пассажиры высыпали на палубы прощаться с новорожденным Михаилом и его мамой. На пристани уже стояла вызванная по радио карета скорой помощи, Боцман торжественно нес завернутого в чье-то чужое одеяло младенца. А следом по сходням шагала счастливая мать, прижимая к груди ящик из-под консервов, в котором лежали пожертвования пассажиров: сорок тысяч рублей старым и… Шел 1960 год, сорок третий год советской власти…