Третий не лишний

Николай Макарович тоже потянул носом воздух.

НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Мухтарка, ну-ка сходи в разведку, проверь, чем нас сегодня кормить будут, что-то вкусным запахло. А то со мной сегодня опять не разговаривают.

Мухтар идёт на кухню.

ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Что, Шарик? Кушать хочешь? Сейчас, сейчас… (Повернувшись в сторону комнаты, говорит громко и внятно.) А на обед у нас сегодня, Шарик, борщ и котлеты с макаронами! Что будешь, Шарик? То и другое?

МУХТАР. Гав!

Мухтар выходит из кухни и подходит к Николаю Макаровичу.

НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Ну, что там на первое?

МУХТАР. Гав!

НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Борщ. Это хорошо. А на второе?

МУХТАР. Гав!

НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. А на второе, говоришь, котлеты?

МУХТАР. Гав! Гав!

НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Тоже хорошо. Молодец, разведчик! Что нужно сказать, когда тебя благодарят? Служу своему семейству!

МУХТАР. Гав, гав, гав!

НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Вольно! Можешь быть свободным!

Мухтар убегает на кухню.

ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА (громко). Шарик, зови старшего кобеля кушать, а то я с ним не разговариваю!

Мухтар бросается в комнату, всем своим видом выражая нетерпение.

НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ (свернув газеты). Пошли, пошли, у самого желание горяченького борща похлебать! Не будем заставлять хозяйку ждать, разводиться же мы не собираемся.

Мухтар влетает на кухню и бросается к своей миске.

Николай Макарович задерживается около православного календаря,

который висит на стене, водит по нему пальцем.

НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ (громко). Мухтарка! А спроси у своей хозяйки, какое сегодня число?

Мухтар смотрит на Екатерину Романовну.

ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА (громко). Передай, Шарик, что с утра было – 19 июня! И если кое-кто не придёт сейчас обедать, я соберу посуду со стола! Пусть потом ест, где угодно!

НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. О! Ишь, ты! Чуть не упустил! (Потирает руки.)

Мухтар подходит к Николаю Макаровичу и смотрит на него.

НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Понял! Уже иду!

Николай Макарович входит на кухню, и молча садится на своё место за столом. Екатерина Романовна также молча ставит перед ним тарелку с борщом. Наливает себе, и садится рядом с ним. Какое-то время едят, молча.

НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Вот ты со мной не разговариваешь, Катя, а ведь сегодня большой праздник.

Екатерина Романовна не отвечает. Едят, молча.

НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Могла бы в честь такого праздника, и бу.тылочку поставить.

ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. То, что Николин день сегодня, я и без тебя знаю. И то, что Святой Николай не употреблял спиртного, тоже знаю. Он не употреблял, и тебе не велел. Сиди, борщ ешь!

Николай Макарович обиделся, положил ложку, и отвернулся.

НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Конечно, святых ты всех помнишь! Где ж мне до них угнаться! А про своего мужа, как всегда забываешь. Да кто я для тебя? Кобель поселковый!

ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА (в полном недоумении). Ты чего? Что случилось-то?

НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. День рождения у меня сегодня. Вот, что случилось! Меня в честь Святого Николая и назвали. А то ты не знаешь! Не прикидывайся дурочкой-то!

ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Погоди, Коленька! Ты же на зимнего Николу родился.

НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Да ты, что, Катя, всегда на летнего Николу справляю. Забыла, что ли?

ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Ну, как же! Зимой ещё шурин из Балаганска приезжал, как раз на Николу. Вы с ним твой день рождения и праздновали. У меня ещё бутылочка беленькой припасена была для такого случая.

НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Путаешь ты всё! Приезжать-то, он приезжал, так ведь он привозил на продажу овечью шерсть и валенки, что сам катает.

ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Так это я помню.

НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Ну, вот! За его приезд и пили.

ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Стала бы я в честь него бутылку доставать! Он у нас бывает частенько. Эка невидаль! Ешь, борщ простынет!

НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ (покорно берет ложку, и начинает есть). (Опять кладет ложку.) Нет, ты забыла, Катя, потом ещё твоя Лизка зашла.

ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Да, помню я! Лизка зашла, чтобы мы вместе с ней в фокольный… в форкольный… Как хор-то у нас называется? Всё никак выговорить не могу.

НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Пенсионный! Пенсионный у вас хор! Одни старушки собрались, а все туда же в форкольный! Тьфу, ты! В фор-к-лёрный!

ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Вот в этот хор она за мной и приходила.

НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Ага! Приходила! А сама, как села на табурет, так и оторваться не могла, пока три рюмки водки не выпила! Не больно она торопилась в хор!

ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Так она на шурина ещё пришла, посмотреть. Он же тоже вдовец. Я её и пригласила. А тут два повода было – и на хор надо идти, и твой день рождения. Тогда за твой день рождения и пили!

НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Вот она, правда, когда всплыла! Да если б тогда мой день рождения был,… да я ещё всё это знал,… я бы ей сроду рюмку не налил!

ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Не знала я, Николай Макарович, что вы моих подруг так не уважаете!

НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Твоя Лизка не в моём вкусе, чтобы её уважать! Да и кто эту стокилограммовую сплетницу уважает? Я таких мужиков в селе не знаю!

ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Зато её женщины уважают! Лизка правду не боится, в глаза мужикам говорить!