НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Договорила! Её собственный мужик от её яда и умер, не выдержал! Безвременно скончался! Недаром её Лизкой-коброй зовут!
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Злые языки и зовут! А подруги нет!
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Твою Лизку никто в хорошую компанию не берёт! Больше мужика пьёт! Её одной бутылкой не уговорить!
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. А может, у неё от водки голос лучше звучит? Оттого и пьёт!
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Да её голос, хоть три бутылки она выпей, лучше звучать не будет! Соседский боров и то лучше поёт.
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. А ты мою подругу, Николай Макарович, лучше не трогай! Я за неё и постоять могу!
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Да, кто вас с Лизкой трогает? Кому вы нужны теперь? Да, просто мне обидно, Катя, что тебе подруги дороже родного мужа! С которым ты живёшь уже…Э-э-э…Сколько мы живём, Катя, вместе?
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Так уже лет пятьдесят, пожалуй, живём. Дай, посчитаю…(Считает в уме.) Ну, да! Мне ж восемнадцать было, когда я за тебя замуж-то выскочила! А нынче шестьдесят восьмой пошёл.
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Как?! Уже пятьдесят?! Катенька, так ведь это ж юбилей! Это надо отметить! Не каждый мужчина доживает до такой даты! Неси припасённую!
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Мы с тобой регистрировались когда? Зимой в декабре. Забыл, что ли? Вот зимой и отметим.
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ (в сторону). Кто же за пятьдесят лет такое упомнит? Это, какие мозги надо иметь!
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. А так-то мы ещё только сорок девять с половиной лет живём. Через полгода пятьдесят будет.
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. И как ты, Катя, за столько лет эти даты не забыла?!
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Да разве такое, Коленька, забудешь? Как будто вчера всё было. Это я, вчерашний день не помню, а то, что пятьдесят лет назад было, то не забывается. Вот помню, как ты из армии вернулся. Утро раннее, а ты идёшь по поселку в военной форме, такой бравенький, с чемоданчиком. Форма военная на тебе так ладно сидела. А я в это время из калитки выскочила, на работу, на птицефабрику побежала. А как тебя увидела, так сердце и зашлось, остановилась я, и всё вслед тебе смотрела. А ты шёл, шёл, да и запнулся. А потом оглянулся, и на меня так посмотрел, что у меня сердце в пятки упало.
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Если б тебе спину взглядом просверлили, ты бы ещё не так посмотрела. Я ж тогда чуть нос не разбил! Такой позор перед девчонкой! Повернулся, сказать тебе что-нибудь такое обидное, чтобы на всю жизнь запомнила. А как увидел твои глаза, так у самого сердце неизвестно куда упало.
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Разве такое забудешь?… Да ты ешь, ешь, а то суп простынет.
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ (вздохнув, неохотно). Да, ем я, ем.
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Вот вспомнила молодость, и на сердце как-то легко стало. А может, мы, Коленька, по рюмочке выпьем? За нашу молодость?
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ (встрепенувшись). Так ведь через полгода…
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. А мы по маленькой.
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. По маленькой?
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. По маленькой.
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Давай, по маленькой.
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Сейчас принесу.
Екатерина Романовна встала и пошла в комнату.
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА (оглядываясь в сторону кухни, подходит к швейной машинке). А ты пока кушай, Коленька, кушай.
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. А я кушаю! (С шумом втягивает в себя суп, потом тихонько говорит собаке.) Разведчик! Мухтар! (Собака подходит к хозяину.) А ну, разведчик, проверь, где прячется добро.
Собака бежит в комнату к Екатерине Романовне.
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА (закрывая швейную машинку). Вот, уже и шпион явился, не запылился! А ну, иди отсюда!
Собака убегает на кухню к Николаю Макаровичу.
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Сидим спокойно, Мухтар.
Екатерина Романовна заходит на кухню.
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Не успела отойти, они уже подглядывают за мной. Ну, никак одних оставить нельзя!
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Да мы сидим, едим, ни о чём таком и не помышляли. Да, Мухтар?
МУХТАР. Гав!
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. И ты туда же, Шарик! Глаза твои бесстыжие!
Собака ложиться на пол и отворачивается.
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Видишь, Катя, Мухтар обиделся. Безвинное существо, можно, сказать…
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Это в нём совесть есть, стыдно стало, вот и отвернулся.
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Он за тобой побежал от любви к тебе.
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. А ты от любви ко мне, с Шариком рядом не ляжешь?
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Так это… несподручно как-то. А так бы лёг. Ты меня знаешь!
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Знаю. А помнишь, как ты в молодости частушки пел? Никто перепеть тебя не мог.
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Так я и сейчас могу! А ну, неси мою балалайку, запылилась, наверное. Сейчас за молодость выпьем и тряхнём стариной!
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Погоди, я хоть платок на плечи наброшу.
Катерина Романовна уходит и приносит балалайку и платок с кистями.
Поют частушки и танцуют.
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА.
Парень с армии пришёл,
Шаг печатая, он шёл.
А меня, как увидал,
То запнулся и упал.
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ.
А ты, милка, что стояла,
Пучеглазила глаза?
Кто же думал, что живое?
Думал, пугало, какое!
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Вот ты как, Коленька! Ну, держись!
Раньше я звала милёнка
Коля, Коленька, Колёк!
А сегодня дала кличку -
Поселковый кобелёк!
Вот так!