Читаем Третий полицейский полностью

Я поднялся и стал надевать одежду. Через окно мне было видно виселицу из неотесанного леса, вздымающуюся высоко в небеса, не такую, какой ее оставил О'Фирса, чтобы методически проложить себе путь сквозь дождь, а совершенную и готовую к своей темной судьбе. Этот вид не вызвал у меня ни слез, ни даже вздоха Мне подумалось, что все на свете печально, слишком печально. Сквозь стойки сооружения виднелась добрая местность. С вершины виселицы и в любой-то день открылся бы славный вид, но сегодня он будет расширен еще миль на пять благодаря ясности воздуха. Чтобы удержать слезы, я принялся уделять особое внимание одеванию.

Когда я почти закончил, сержант с большой деликатностью постучал в дверь, крайне вежливо вошел и пожелал мне доброго утра.

— Я заметил, что другая кровать выглядит, как будто на ней кто-то спал, — сказал я, лишь бы что-то сказать. — Это были вы сами или Мак-Кружкин?

— Это, скорее всего, полицейский Лис. Мак-Кружкин и я здесь сном вообще не балуемся, больно это дорого, играй мы в такую игру, мы бы через неделю померли.

— А где же вы в таком случае спите?

— Под низом, там вон — за бределом.

Он задал моим глазам правильное направление своим коричневым большим пальцем. Оно шло вдоль по дороге, туда, где тайный поворот налево вел в рай, полный дверец и духовок.

— А почему?

— Чтоб сберечь продолжительность жизни, молодой человек. Там, внизу, выходишь изо сна таким же молодым, каким и входишь в него, и, пребывая во сне, не блекнешь, время не засчитывается в то, сколько прослужат костюм и ботинки, и одежду снимать тоже не обязательно. Вот это-то и пленяет Мак-Кружкина, это и чтоб не бриться. — Он добродушно посмеялся при мысли о товарище. — Комик, а не человек, — добавил он.

— Что же Лис? Он где живет?

— За бределом, я думаю. — Он снова ткнул в направлении места, расположенного налево. — В дневное время он где-то там, внизу, за бределом, но мы его там ни разу не видели, может, он там в раздельной части обретается, которую нашел на другом потолке в другом доме, и вообще, необоснованные скачки рычажных показаний как раз и наводят на мысль о том, что имеет место несанкционированное вмешательство в работу механизма. Он безумен как проклятый, неоспоримый тип и человек неуправляемых неточностей.

— Тогда почему он тут спит? — Я был совсем не в восторге от того, что этот призрачный человек ночью побывал в одной комнате со мной.

— Чтоб истребить его и распустить и чтобы не держать его целиком вечно в неиспользованном виде внутри себя.

— Что целиком?

— Все время своей жизни. Он хочет побыстрее истратить как можно большее его количество, и неполный рабочий день, и сверхурочное время, чтобы поскорей умереть. Мак-Кружкин и я мудрее, мы еще не устали быть собой, мы его экономим. У него, я думаю, есть мнение, что там, дальше по дороге, имеется поворот направо и, вероятно, туда-то он и стремится, он думает, что лучший способ его найти — это умереть и вывести всю жизненность вон из крови. Я не верю, что существует дорога направо, а если и есть, наверняка потребовалась бы дюжина трудолюбивых работников на одно только приглядывание за приборами по утрам и вечерам. Как вы прекрасно знаете, правое куда каверзнее левого, вы были бы просто поражены, как много бывает подвохов справа. Мы находимся лишь в самом начале пути познания правого, нет ничего более обманчивого для неосторожных.

— Я этого ничего не знал.

Сержант широко раскрыл глаза от удивления.

— Вы хоть раз в жизни, — спросил он, — сели на велосипед справа?

— Ни разу.

— А почему?

— Не знаю. Я никогда об этом не задумывался.

Он снисходительно посмеялся надо мной.

— Тут имеет место почти что неразрешимый блин, — улыбнулся он, — головоломка загадочных потенциальностей, сопелка.

Он провел меня из спальни на кухню, где заблаговременно расположил для меня на столе дымящийся завтрак — размазню и молоко. Он указал на него приятным жестом, потом сделал движение, как бы поднимая ко рту тяжело нагруженную ложку, и издал губами сочный слюнявый звук, как будто они трогали наивкуснейшее изо всех известных яств. Затем он громко глотнул и в экстазе приложил красные руки к животу. После такого поощрения я сел и взялся за ложку.

— А почему Лис сумасшедший? — осведомился я.

— Вот что я вам скажу. В комнате Мак-Кружкина на каминной полке стоит маленькая коробочка. Говорят, что один день, выпавший на 23 июня, когда Мак-Кружкин отсутствовал с целью наведения справок о велосипеде, Лис вошел, открыл коробочку и от напряжения невыносимого любопытства заглянул в нее. С того дня и по нынешний…

Сержант тряхнул головой и три раза стукнул себя пальцем по лбу. Как ни мягка была каша, я едва не подавился, когда услышал, какой звук произвел его палец. Звук был гулкий и жестяной, как будто он постучал ногтем по пустой лейке.

— А что было в коробочке?

— Это сказать легко. Карточка, сделанная из картона, размером примерно с сигаретную карточку, не лучше и не толще.

— Понятно, — сказал я.

Перейти на страницу:

Все книги серии Книги карманного формата

Похожие книги

Зараза
Зараза

Меня зовут Андрей Гагарин — позывной «Космос».Моя младшая сестра — журналистка, она верит в правду, сует нос в чужие дела и не знает, когда вовремя остановиться. Она пропала без вести во время командировки в Сьерра-Леоне, где в очередной раз вспыхнула какая-то эпидемия.Под видом помощника популярного блогера я пробрался на последний гуманитарный рейс МЧС, чтобы пройти путем сестры, найти ее и вернуть домой.Мне не привыкать участвовать в боевых спасательных операциях, а ковид или какая другая зараза меня не остановит, но я даже предположить не мог, что попаду в эпицентр самого настоящего зомбиапокалипсиса. А против меня будут не только зомби, но и обезумевшие мародеры, туземные колдуны и мощь огромной корпорации, скрывающей свои тайны.

Алексей Филиппов , Евгений Александрович Гарцевич , Наталья Александровна Пашова , Сергей Тютюнник , Софья Владимировна Рыбкина

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Постапокалипсис / Социально-психологическая фантастика / Современная проза
Люди августа
Люди августа

1991 год. Август. На Лубянке свален бронзовый истукан, и многим кажется, что здесь и сейчас рождается новая страна. В эти эйфорические дни обычный советский подросток получает необычный подарок – втайне написанную бабушкой историю семьи.Эта история дважды поразит его. В первый раз – когда он осознает, сколького он не знал, почему рос как дичок. А второй раз – когда поймет, что рассказано – не все, что мемуары – лишь способ спрятать среди множества фактов отсутствие одного звена: кем был его дед, отец отца, человек, ни разу не упомянутый, «вычеркнутый» из текста.Попытка разгадать эту тайну станет судьбой. А судьба приведет в бывшие лагеря Казахстана, на воюющий Кавказ, заставит искать безымянных арестантов прежней эпохи и пропавших без вести в новой войне, питающейся давней ненавистью. Повяжет кровью и виной.Лишь повторив чужую судьбу до конца, он поймет, кем был его дед. Поймет в августе 1999-го…

Сергей Сергеевич Лебедев

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза