Третий прыжок кенгуру (сборник)

Возвращение к жизни началось с ковра, что висел над тахтой. По первости изумился: откуда он взялся? Вроде висел на городской квартире, а теперь вот здесь. Во сне все может быть.

Ковер, как сказали бы знатоки, малоценный, машинной работы. Не на шерстяной основе. Но рисунка примечательного.

Причудливое переплетение орнаментов классического Востока. Его можно читать как поэму.

Изысканный рисунок складывался, должно быть, веками. Одно переплетение линий через десятилетия, а возможно, и века, прибавлялось к другому.

Помните, в «Ожерелье голубки»: «Эту историю передал нам Абу-Омар-Ахмед-ибн-Мухаммед со слов Мухаммеда-ибн-Али-Рифаа, ссылавшегося на Али-ибн-Абд-аль-Азиза, который ссылался на Абу-Убейда-аль-Хасима-ибн-Селяма, говорившего со слов своих наставников, а последний из них опирается на Омара-ибн-аль-Хаттаба и сына его Абд-Аллаха – да будет доволен Аллах ими обоими!»

Вот так от одного к другому, от другого к третьему, к десятому и пятидесятому передавались не одни предания, а и все, что творил народ.

Из разноцветных многоугольников, овалов, ромбов, квадратов, крестов и звезд сложилась эта поэма. Преобладал бордовый цвет, но были тут оранжевые, и желтые, и зеленые, и даже черные вплетения, искусно подогнанные в согласную гамму, соединенные в едином звучании.

Три медальона, один крупный в центре, два помельче – снизу и сверху, заполненные причудливым сочетанием замысловатых узоров, занимали основное пространство. Они были вписаны в орнаментальную кайму из нескольких полос-обрамлений. Каждая отличалась своеобразием рисунка, особым мотивом.

Все больше и больше увлекала сложная композиция орнаментальных переплетений. С нарастающим интересом читал я удивительное произведение, которое до того не особенно и замечал. Как мы бываем глухи к красоте!

Мой ковер, несомненно, всего лишь плохая копия великолепного оригинала, созданного вдохновенными сердцами в Бухаре или в Хиве, в Туркмении или на Кавказе, а возможно, в Индии или в Персии…

Истоки этой поэмы где-нибудь в средневековой дали.

Легко представились тесные ковроткацкие заведения средневековой Азии, трудолюбивые мастерицы, творящие красоты и в поте лица добывающие свой скудный хлеб, их жалкий быт, слабое здоровье, бесправие и забитость. И они, они творили красоту!

От ковра потянуло на чтение. С особым чувством перечитал несколько глав «повести о ходже Насреддине», веселой и многоцветной книги, так живо донесшей колорит Востока, созданной русским писателем. Книга выстрадана чистым и веселым человеком, моряком бродягой, пронесшим в своем сердце трогательную любовь с русского севера до далеких пустынь средней Азии к народу, жизнь которого узнал лишь в зрелые годы.

Захотелось и работать, стал тянуть к себе письменный стол. Еще не возникло определенного намерения, просто явилось желание уйти в работу.

Не попробовать ли по памяти восстановить роман? Кому-то удалось.

Отдельные эпизоды вертелись в голове, а вот самое начало ухватить не получалось. С конечными главами было проще – две читательские тетради-исповеди сохранились. А остальное никак не припоминалось.

Пробовал заново писать, общая-то канва романа помнилась, но текст решительно не принимала «Колибри». Недоставало правды.

И навалилась такая тоска, захотелось убежать далеко-далеко, забыть то, что было, и начать все сначала. Чувство знакомое. Сейчас оно заговорило сильнее, чем раньше. Хоть на стенку лезь.

Выручил неожиданный звонок.

– Крепко заняты? – предупредительно-вежливо осведомился знакомый голос.

Мол, не отрываю ли от дела, не мешаю ли?

Где там! Он мне как спасательный круг утопающему, сразу взбодрил.

Отвечаю:

– Почти в простое. Временная пауза.

– Вот и ладненько. Тут материалец любопытный, может, зацепит. Выехать придется. Проветритесь.

– Что ж, можно и с выездом, – внутри так и стучало: бежать, бежать, бежать! На всякий случай добавил: – Было бы дело стоящее.

– Стоящее, стоящее, – заверяет.

И выпал мне путь в областной центр, до которого всего ночь езды, но где еще не доводилось бывать. Вечером сел, утром прибыл. И по соседству с родным краем. Соображаю: к родным удастся наведаться. Всегда тянет. Среди своих многое как-то яснее, легче понять, что к чему в непростой действительности.

Областной прокурор

На четвертом году перестройки махровое закрутилось дело в духе застойных годов, да еще с примесью культового произвола. Это-то и зацепило.

Кричим: тормоза, тормоза, сдерживающие факторы, а кто тормозит, кто конкретно сдерживает перестройку – пока ни слова, даже ни полслова. Сдалось, что подвертывается случай схватить таких за руку да на божий свет, показать во весь рост. Вот она жгучая правда дня. Сама в руки просится.

Первые же шаги сделал не те. Пошел привычной дорогой: обком, прокуратура, начальство, кабинеты…

В обкоме в самых общих чертах обрисовал цель приезда, упомянул, что желательно наведаться к прокурору. Дал понять, не одна моральная сторона интересует, придется коснуться и уголовной интриги.

Обкомовец сразу уловил что к чему. Снял трубку, кратко перемолвился с каким-то Семеном Аркадьевичем и любезно сообщил: