Семен Аркадьевич не торопясь разделся, повесил в прихожей форменную шинель и фуражку, положил на полку служебную папку. Все делал обстоятельно, непринужденно – мол, ничего необычного в моем приходе нет, нечего удивляться.
Не дожидаясь приглашения, уверенным шагом вошел в комнату.
– Доброе утро. Надеюсь, не завтракали?
– Не успел.
– Хорошо-отлично, сейчас завтрак доставят. За едой и потолкуем.
Я изумился перемене – передо мной возник будто другой человек, словоохотливый, общительный, только обличием схожий со вчерашним прокурором.
– О чем?
– Тема у нас одна, разговор не окончен, – не повышая голоса, проговорил прокурор. – Добивайтесь, добивайтесь, время есть.
Семен Аркадьевич удобно расположился на маленьком диванчике, терпеливо дожидаясь, пока освобожусь.
Принесли завтрак. За ним и продолжилась беседа. Собственно, продолжал прокурор.
– Понимаю, очень хорошо понимаю ваше состояние. Взять бы хоть и меня. Получил, положим, как и вы, «жареный» материалец. Вопиющие факты, указаны конкретные носители зла. У кого ретивое не взыграет, охотничий азарт не вскипит. Понимаю, отлично понимаю, – прокурор поиграл бровями, в глубине темных глаз сверкнула насмешливость. Только сверкнула на мгновение. – А надо трезво, рассудительно.
Словоохотливость и даже торопливая живость, с какой излагал посетитель свою позицию, все больше и больше удивляли. Куда девались официальность и замкнутость. Передо мной сидел вроде бы и не прокурор, во всяком случае не вчерашний прокурор, а друг, товарищ и брат, желающий по-приятельски вразумить, душевно воздействовать. И только.
– Вы думаете, буду отрицать, покрывать, замазывать или еще как там это зовется. С таким настроением вчера ушли? – он подождал моего признания, но я молчал. Тогда прокурор возвысил голос: – Ничего подобного! Да, безобразий много, беззакония полно, мне-то это лучше известно. Знаю, в бумагах, которыми вы располагаете, описываются, как принято говорить, «художества» председателя колхоза «Верный путь». Ведь описываются?
Я утвердительно кивнул, немало подивившись тому, что мои бумаги, как видно, хорошо известны Семену Аркадьевичу.
– А вы съездите в этот «Верный путь» не на денек, а на два-три, а то и на недельку, поживите, поосмотритесь. Вам уезжать не захочется. Не колхоз – рай земной. Истинный рай. Не понаслышке говорю.
– Видел я такие райские сады, – не утерпел я, – они же воздвигнуты за счет обнищания остальных. И обязательно в обход законов, нередко и при самом грубом нарушении их.
– Правильно говорите. Все как есть по правде. Но, – гость в этом месте вскинул грозный палец и изрек: – Не по той писаной правде, какую вам преподносят в школе, в институте, с ученых кафедр, а по той правде, коя диктуется жизнью, жизненными обстоятельствами. А эти самые обстоятельства часто выше человека, повелевают его волей. Вот тут-то и есть подлинная правда жизни, коя выше всяких абстракций.
– Выходит, смирися, гордый человек?
– Именно, именно. Я ведь вас не пугаю, не сбиваю с пути истинного, наоборот, наставляю по-дружески, по-отечески. Хочу как лучше. – Прокурор говорил с тем проникновением, которое не позволяет усомниться в искренности. – Вот вы поедете в «Верный путь» к Федору Петровичу Казанкову, только глянете на него и сразу определите: жуликоват. И я скажу: ох, жуликоват. Еще не родился человек, который его обжулил бы, как не родился и тот, кого он не обошел бы. И подручные его не ангелы, далеко не святые. Святых он на дух не выносит. На святых – молиться, а ему дело двигать. Святоши к этому не приспособлены.
Семен Аркадьевич не открыл Америки, все это известно, даже хорошо известно, но я его слушал со вниманием.
– Мне ничего не стоит взять за воротник этого Федора Петровича и его подручных и закатать сразу по нескольким статьям. А стоит ли? Будет ли польза? Он хозяйствует. Умело, рачительно, ловко. Колхоз процветает. Разумеется, сам при этом не останется внакладе. И скольким еще благоденствует. Не стану кривить душой, и ваш покорный слуга в известной мере жив от его щедрот. Да я ли один? Нити тянутся и по горизонтали, и по вертикали. Далеко-далеко-о-о тянутся. Как поется в песне, у него «всюду были товарищи, всюду были друзья». Материально в нем заинтересованные. Дружба на этой основе самая крепкая. Среди них есть высокие товарищи, которые, естественно, никому друзьями не доводятся. Но это не столь существенно. И не думайте, ради бога, что Казанков один, что только он всем и крутит. Да нет, он крутится в системе! – И на этот раз прокурорский палец выразительно взметнулся.
«Вот это стриптиз!» – пронеслось в голове.
– А как насчет перестройки? – вымолвил я, давясь от волнения чаем.