Ее покойный супруг не был особенно плодовит в творчестве, выпустил от силы пяток книг, пылил в основном статьями и бойкой публицистикой на злобу дня.
Зато покойный успевал в другом – в делах общественных. Занимал несколько выборных должностей и невыборных, то есть назначаемых, был членом разных редколлегий и редсоветов. Привычно занимал свое, как бы пожизненно закрепленное за ним место в президиумах. Жил определенно безбедно и в обстановке привычного для застойных лет комфорта. Стычки и разные неприятности бывали и у него, кто от этого избавлен, но они не колебали, ничего не меняли в его положении.
И семья его нужды не ведала. На жизнь хватало даже с некоторым избытком, и всяких благ перепадало достаточно. А уважительное отношение, демонстративно рассыпаемое, начиная с литфондовской обслуги и кончая цедеэловскими привратниками, убеждало недалекую женщину в незыблемости достигнутого положения.
Не знала бедная женщина, не ведала, что чего-чего, а незыблемости наша быстротекущая и непостоянная действительность гарантирует менее всего даже сильным мира сего. С изумлением и болью пришлось ей в том скоро удостовериться.
Доброжелатели покойного с трудом наскребли однотомничек его произведений. Наследники порасхватали то, что перепало от щедрот ВААП. Как водится, при этом изрядно перессорились, даже знаться друг с другом перестали.
Вдова осталась буквально, как говорится, на мели. И пришлось, как она сама выразилась, спешно «толкнуть» дачу. Этакий весьма приличный двухэтажный особнячок с просторной верандой и участком в целых полгектара. Жалко, конечно, было расставаться с таким гнездышком, но что поделаешь – нужда.
Подколокольников за ценой не постоял, и дело сладилось живо.
Дача в тихом поселке еще более упрочила положение Подколокольникова в столичной среде и, как он полагал, почти во всем уравняла с собратьями по перу, с которыми ему хотелось чувствовать себя на равной ноге.
Окончательно утвердиться в этом Серафиму помог, можно сказать, анекдотичный случай.
Выпало Подколокольникову съездить в командировку от центральной газеты. Командировка с грифом солидного органа, естественно, привела в райком партии прямо к первому секретарю, который был предупрежден о визите и том, кто именно явится в сопровождении обкомовского работника.
Секретарь привычно внутренне подобрался, посклонял в памяти не столь частую фамилию грядущего визитера. Сначала она ему вроде ничего не напоминала, а потом вдруг осенило: «Да не тот ли Подколокольников, чей пухленький сборник деревенских очерков стоит на полке?»
Помнится, начал читать, что-то там почеркал карандашиком, то ли собирался взять на заметку, то ли являлась охота полемизировать с автором, написать ему или даже выступить в печати, да за недосугом не довелось дочитать, а теперь уж и помнилось все смутно.
Повертел секретарь тот сборник в руках, точно – автор Серафим Игнатьевич Подколокольников. И сделал заключение: катит не рядовой репортеришко, а писатель. Может, даже и солидный. Это еще прощупать придется.
Секретарь верховодил в районе не первую пятилетку, людей разных повидал в достатке, присматриваться ко всякому заезжему научился, иных как рентгеном просвечивал.
И, обмениваясь рукопожатием с подкатившим Подколокольниковым, нарочито пристально заглядывая гостю в глаза, с партийной прямотой осведомился:
– Так вы писатель?
Серафима несколько смутило такое бесцеремонное начало, можно бы осведомиться об этом и попозже, но одновременно и приятно кольнуло: знают, читают.
От неожиданности Подколокольников поперхнулся и, несколько смущаясь, признался:
– Состою членом СП.
Секретарь уловил легкое замешательство гостя и решил дожимать:
– Очень, очень, так сказать, приятно лично познакомиться и пообщаться, – тараторил, приглашая гостей усаживаться и готовя ход, который в шахматной партии можно было бы приравнять к неожиданному шаху. – А дачка у вас имеется? – сев на свое законное место, неожиданно выпалил секретарь.
Внутренне ошеломленный Подколокольников невольно заерзал в кресле, поскреб бородку, даже заметно покраснел, стараясь уразуметь, к чему клонится столь странный вопрос. Но, не уразумев, решил, что разгадка впереди, и вынужденно признался:
– Есть.
– А позвольте и еще полюбопытствовать, – продолжал в запале секретарь, – сколько стоит?
Потрясенный Подколокольников с трудом совладал с собой и довольно находчиво парировал:
– Уж не собираетесь ли перекупить?