Третий прыжок кенгуру (сборник)

– Нет, нет, – поспешил заверить секретарь, – а любопытствую вот почему. Тут у нас в депутаты баллотировался столичный писатель (секретарь назвал известную фамилию). После выступлений перед избирателями повезли мы его отдохнуть, устроили сауну. Распаренного, разомлевшего, как водится, угостили хлебосольно, и наш гость без понуждений пустился в россказни. Много чего интересного порассказал про столичную жизнь, про самые верха, про свои заморские путешествия, с кем знался, с кем пил и ел, что видел. Между прочим и про политику толковал, с такими замечательными подробностями, каких ни от одного записного международника не услышишь и никакие «голоса» не доносят. Дух захватывало от увлекательных рассказов. И все в этакой непринужденной манере, да так складно, хоть вот бери и записывай. И ни одного словечка исправлять не придется. Вот уж истинный мастер слова!

С увлечением повествовал о памятной встрече секретарь. Можно было опасаться, что и конца-краю не будет вдохновенному повествованию, и Подколокольников решил вернуть рассказчика к началу разговора.

– А при чем тут дача? Вы как-то отвлеклись.

– Да, да, отвлекся. Уж простите. А дача вот при чем. Наш кандидат, не припомню в какой связи, заговорил и о своей даче где-то под столицей. По ходу упомянул о том, что у иных столичных литераторов кроме подмосковных есть еще дачи в Крыму и на Кавказе, а у него пока только неподалеку от места постоянного жительства. Но дача хорошая, двухэтажная, на ней он главным образом и творит.

Серафим слушал и никак не мог взять в толк – к чему тут дача? Не вытерпел и спросил:

– Что же такого особенного вы нашли в той даче?

– Да можно сказать, что и ничего, – ответствовал секретарь и добавил: – Окромя маленькой обмолвки. Наш кандидат огорошил всех, а было нас человек восемь, тем, что эдак легко, походя бросил, будто его дача стоит более полутораста тысяч! Мы так рты и пораскрывали. Видали всяких владельцев хором, возводившихся, можно сказать, почти без затрат и даже без трудовых усилий, а стоивших, конечно, больших денег. Точнее, даже громадных сумм. Откуда брались и чьи это именно суммы, какую часть составляли из того целого, про которое мы привычно распевали «и все вокруг мое». Об этом никто не догадывался. Вроде никаких денег и не было, никто их лично не тратил, а сказочные хоромы – вот они в самой наиобъективнейшней реальности. Но то как бы и не диво, ибо с определенных пор вошло в обычай, примелькалось, сделалось повседневностью. Диво, что перед нами сидел живой человек, который из своего собственного кармана выложил полтораста тысяч. Полтораста тысяч как одну копеечку! Да еще, как говорится, и с «присыпочкой».

Секретарь передохнул от нахлынувших переживаний и продолжил:

– Да мы отродясь о таких ценах не слыхивали. Конечно, у каждого что-то там скоплено, даже по укромным углам пораспихано на непредвиденное. Но чтобы взять да и выложить живые деньги за ту дачу, к примеру, по нашим районным масштабам десять-пятнадцать – еще куда ни шло, а уж, скажем, двадцать пять, так и для областного масштаба высоковато. Если говорить о нашей нечерноземной местности, а не о субтропических и засушливых зонах. Огорошил, истинно огорошил наш кандидат. Мы аж головами покачали и переглянулись изумленно: верить – не верить? Да как не верить – лицо ответственное. И потом масштаб другой – столичный!..

Подколокольников слушал, изумленно хлопал глазами, все еще не соображая, с какого же боку эта история касается именно его. Но разгадка близилась.

– И дальше наш гость, то есть кандидат в депутаты, – начинал закругляться секретарь, – высказался в том духе, что всякий писатель, который не лишен способностей, да к тому же и не ленится, выдает нужные народу произведения, имеет подобные блага, потому как заслужил…

Серафим начал было слушать рассеянно секретаря, потому что лучше его знал, кто из писателей как живет. Знал о том подавляющем большинстве, какое перебивается от выхода одной книги до другой, залезая в самые тяжкие долги. Знал и тех, кто при издании избранного получает возможность кое-что отложить про запас и на какое-то время ощутить подобие материального благополучия. Знал и других, под стать названному писателю-депутату, которые вовсе ни в чем себя не стесняют, гонят и гонят многомиллионные переиздания, с гордостью козыряя, что издают тех, кого «народ читает». Знал хорошо, а вполуха все же старался уловить, куда клонит секретарь.

– Вы не подумайте, мы, то есть народ, не против нисколечко, понимаем, творить нужное обществу – дело, как я располагаю, наивысшей сложности, так что о разных там благах и говорить стыдно. Тут возражений никаких и быть не может. Стройку коммунизма там отобразить, трудовой размах работников полей, ферм или еще что достойное – это же завсегда себя окупит. Тут мелочиться позорно.

– А вы опять от дачи-то уклонились, – не очень учтиво напомнил Подколокольников.