Третий Рейх. Дни Триумфа. 1933-1939

Антисемитские мероприятия, проводившиеся весной и летом 1935 года, принимали разные формы. Как мы видели, в мае было огромное число бойкотов еврейских магазинов, организованных штурмовиками и эсэсовцами, которые часто сопровождались насилием. Также примерно в то же время на обочинах дорог многих городов и деревень стали появляться уличные знаки. Это не было чем-то совсем новым, поскольку много таких знаков уже было возведено во владении Юлиуса Штрейхера во Франконии, однако весной и летом 1935 года они были установлены в огромном числе мест, включая Южную Баварию. Самый распространенный лозунг на них звучал «Евреев здесь не ждут», на некоторых красовались сдержанные высказывания («Наши потребности в евреях полностью удовлетворены»), угрозы («Евреи въезжают в эту местность на свой страх и риск») и отсылки к религиозным чувствам («Отец евреев — дьявол»)[1279]. В некоторых муниципалитетах, включая Веймар, местные власти запрещали евреям посещать кинотеатры, в Магдебурге на всех трамваях появились знаки над входными дверями со словами «Кроме евреев». Там же евреям был закрыт доступ в городскую библиотеку. Гостиницы и рестораны в Штральзунде и других местах закрыли свои двери для еврейских клиентов. Агент социал-демократов сообщал в августе, что плавательные бассейны и общественные бани были закрыты для евреев «в огромном количестве городов». Еврейские кладбища и синагоги осквернялись. Неевреи, имевшие связи с евреями, публично обвинялись в «развращении расы», и часто гестапо приходилось брать их под стражу для их же безопасности. Атмосфера на улицах многих городов Рейнской области, Вестфалии, Гессе, Померании и Восточной Пруссии была настолько пугающей, что многие евреи стали бояться покидать свои дома[1280].

Такие действия поощрялись не только общей атмосферой антисемитизма, но и публично ведущими лицами партии. «Некоторые люди считают, — говорил Геббельс на региональном берлинском съезде нацистской партии 30 июня 1935 года, — что мы не замечаем, как евреи снова пытаются расхаживать по нашим улицам. Они должны соблюдать законы гостеприимства и не вести себя так, будто они такие же, как мы». Получив 15 июля сообщение о том, что антисемитский фильм был освистан «группами еврейских возмутителей спокойствия» на первом показе тремя днями ранее, берлинская партийная газета Геббельса «Ангриф» призвала членов партии обратиться к жестоким мерам: евреи, провозглашала она, должны «всегда чувствовать тяжесть нашей руки». На самом деле еврейская «демонстрация», реальная или выдуманная, была оправданием, с помощью которого Геббельс надеялся обосновать неизбежно последовавшее антисемитское насилие, включая избиения партийными активистами евреев на главной торговой улице, Курфюрстендамм, или нападения на них в окрестных пивных и барах. Этот инцидент в свою очередь поднял новую волну яростных бойкотов в других частях страны.

Геббельс был не единственным нацистским лидером, который подхлестывал своих сторонников таким образом. 30 августа 1935 года Юлиус Штрейхер провел съезд в Гамбурге. Днем ранее два грузовика со штурмовиками проехали по улицам, где проживали евреи, бросая горящие факелы на дорогу и скандируя: «Смерть евреям!» Членам партии сообщили, что присутствие на съезде было обязательным, а в рамках массированной рекламной кампании безработным предлагали билеты по 10 рейхсмарок за штуку. Там собралось двадцать тысяч человек, многие из них из рядов СА, СС, Гитлерюгенда, Имперской рабочей службы и других организаций были расставлены в аудитории для управления аплодисментами в нужных местах речи Штрейхера. Голос Штрейхера превратился в оглушающий рев, он яростно нападал на иностранных корреспондентов, которые критиковали антисемитизм нацистов. «Я говорю, — кричал он, — что в Германии мы делаем с евреями то, что хотим!» Один слушатель тайно сообщал социал-демократам в Праге, что постепенно его речь становилась все более непристойной, он не только объявил, что сотни немецких женщин были изнасилованы евреями, но и приводил живописные детали этих выдуманных преступлений. Когда одна девушка, вышедшая замуж за еврея, спустя девять месяцев родила ребенка, продолжал он, «что, no-вашему, лежало в колыбели, товарищи?! Обезьянка!» Некоторые слушатели на этих словах покинули собрание, другие, привезенные Службой труда, явно давно уже спали. Несмотря на то что обычные люди в аудитории либо не обращали на это внимания, либо испытывали отвращение, такие речи, вероятно, оказали свое влияние на убежденных нацистов среди них. И они повторялись, хотя и в менее вызывающей форме, другими нацистскими лидерами по всей стране. Большинство местных и региональных партийных лидеров восприняли требование Штрейхера о том, что антисемитские действия должны носить законный и ненасильственный характер, как простую попытку успокоить общественное мнение внутри страны и за рубежом[1281].

II