Третий Рейх. Дни Триумфа. 1933-1939

Это тоже было правдой. Гитлер в явной форме дистанцировался от «Штурмовика» в июне 1936 года в качестве уступки международному мнению, а сама газета исчезла из столицы рейха на время проведения Игр[1342]. В своих главных речах в 1936 году он лишь вскользь упоминал о евреях[1343]. 13 августа 1936 года Виктор Клемперер отмечал, что для нацистского режима Олимпиада была «во всех отношениях политическим мероприятием. «Немецкий Ренессанс через Гитлера», как я прочел недавно. Людям дома и за границей постоянно твердят, что они стали свидетелями возрождения, расцвета, нового мышления, единства, стойкости и славы, а также, разумеется, миролюбивого духа Третьего рейха, который с любовью обнимает весь мир. Теперь запрещено распевать лозунги на улицах (на время Олимпиады), кампании против евреев, воинственные речи — все дискредитирующее исчезло из газет до 16 августа, но повсюду все равно круглосуточно висят флаги со свастикой»[1344].

Однако, несмотря на все это, помощник Гесса Мартин Борман в феврале 1936 года напомнил официальным лицам партии о том, что «задача НСДАП выкорчевать еврейство во всех сферах общественной жизни Германии остается неизменной». Она нисколько не изменилась и не была забыта, это стало очевидно сразу же после окончания летних Олимпийских игр[1345].

V

Тем временем несколько тысяч евреев, уехавших из страны в 1933 году, вернулись в последующие годы, когда ситуация на улицах, казалось, успокоилась по сравнению с массовым насилием во время захвата власти, а главные лица режима ослабили свою антисемитскую риторику. Ограничения на прием на работу иностранных рабочих, введенные французским правительством, когда на страну в 1934 году обрушилась Депрессия, заставили многих немецких евреев направиться обратно на родину. Отмечая в первые месяцы 1935 года прибытие «элементов, которые следует считать нежелательными», баварская политическая полиция постановила: «В целом можно считать, что неарийцы эмигрировали по политическим причинам, даже если они заявляли, что уезжали за границу, чтобы начать новую жизнь. Возвращающихся эмигрантов мужского пола следует отправлять в концентрационный лагерь Дахау, возвращающихся женщин следует отправлять в концентрационный лагерь в Морингене»[1346].

Гораздо худшие вещи были впереди[1347]. Более того, несмотря на все косметические изменения антисемитских политик нацистов в 1936 году, ариизация еврейского бизнеса продолжалась неослабно в течение всего года, а введение в действие Четырехлетнего плана осенью, как мы видели, привело к резкому ускорению этого процесса. Он сопровождался новой волной бойкотов во многих областях страны, это подразумевало, что многие немецкие покупатели продолжали ходить в еврейские магазины, а нацистское руководство на всех уровнях со все большим раздражением смотрело на эту ситуацию. Гестапо запустило согласованную программу по искоренению давно установленного во многих регионах Германии обычая, когда крестьяне обращались к еврейским торговцам скотом при покупке и продаже своих животных. Фермерам, упорно не желавшим разрывать свои связи, угрожали отзывом охотничьих разрешений, отказом в «Зимней поддержке» и другими мерами, а еврейских торговцев скотом арестовывали или физически изгоняли с рынков и скотобоен, а их бухгалтерские книги конфисковывали и передавали нееврейским конкурентам. В результате к концу 1937 года их практически полностью исключили из этого бизнеса[1348].