Третий Шанс

– Вот что, Кеша, – тихо произнес гость, – можешь мне подробно пересказать свою беседу с Гутманом и Пожарским?

Иннокентий Аристархович пожал плечами.

– Твой интерес к ординарной, хотя бы и значимой для прогресса, коммерческой сделке необычен, однако изволь.

И он пересказал беседу со всеми подробностями, даже смешно передразнив интонации бизнесменов.

– Вот что, Кеша, – проговорил Матвей Юрьевич, размышляя о чём-то, – есть у меня одно опасение. Ежели желаешь, конечно, поделюсь, но оно пока смутное. Можешь направить мне то, чем они интересовались? Поподробнее об этих новых технологиях и их возможном прикладном использовании? Покажу своим специалистам, обмозгуем. А пока, если я только могу об этом просить, потяни переговоры. Не соглашайся, но и не отталкивай.

Иннокентий Аристархович кивнул.

– Хорошо, Митя. Ежели совсем коротко, то суть технологии состоит в том, что исключается вероятность ошибки при управлении чем-либо с помощью мыслеобраза. Исключается «случайная мысль». Например, управляя паластрумом, ты хочешь повернуть направо, но в голове мысль о другом, включающая «налево», и транспорт получает две противоречивые команды, а то и вовсе воспринимает «налево» как приоритетную. При применении же новой технологии никаких «налево» не будет. Или направо, или уточняющий ментальный запрос, или экстраполяция… Ох, да ладно, не буду сейчас тебя этим утруждать, пусть твои ребята разберутся. А ежели вопросы какие, то не стесняйтесь к госпоже Голицыной обратиться, она рада будет помочь. Миленочка у меня как раз прикладными вопросами занимается. – А потом зачем-то добавил: – А Ли Сы Свидригайлов – фундаментальными научными.

Матвей Юрьевич благодарно склонил голову. Встал, подошёл к окну.

– Это и есть твой Николай?

Иннокентий Аристархович тоже поднялся, встал рядом.

– Он и есть. Тот, который на вёслах. Ну надо же! Когда он так успел натренироваться? Месяц назад, я помню, только водой брызгал. Вообще, – профессор вернулся к креслу, но не стал садиться, а встал, облокотившись на спинку, – он быстро развивается. Быстро меняется. Он совсем не тот, каким я его помню в начале века.

– Ты мне рассказывал его историю, – проговорил Матвей Юрьевич, не оборачиваясь. – Он был хорошим человеком, да? Но выдающимся не стал…

– Ну, не всем же. Но он – хороший человек. И тот, который был, и этот.

– А ты с ним, я погляжу, просто нянчишься.

– Так и есть. Для меня, Миленочки и Ли Сы он как ребёнок. Которого мы породили и за которого несём ответственность. Хоть мальчик сразу тридцатилетний. Даже дату рождения Николаю Афанасьеву я предложил вписать, если помнишь, шестое апреля сего года. День, когда мы его воссоздали. Что, растрогался?

– Ресничка в глаз попала, – улыбнулся Матвей Юрьевич, осторожно проводя платком по веку.

– Да ты не прячь слёз, Митя, – рассмеялся профессор. – Вот выправишь ему документы, и заживёт человек полноценной жизнью! Знаешь, что он у меня недавно попросил? Возможности заработать. На ужин с Миленочкой.

Матвей Юрьевич развернулся на каблуках и весело рассмеялся.

– Да ты что! – выдохнул он сквозь смех. – А он и вправду быстро осваивается! И что же ты ему предложил?

– Денег взаймы. Искусственно выдумывать для него работу я не буду, неправильно это было бы.

– О как! – Матвей Юрьевич продолжал смеяться. – Своих троих воспитал, теперь ещё и этого! Ну, строг родитель! Ты смотри, только палку не перегибай, а то, знаешь…

– Зря смеёшься! А сам-то, кстати! Эталон пуританства в делах семейных! А меры воспитательные, между прочим, действенные. Николай с Бризом уже лодку на продажу изготавливать начали.

При упоминании Бриза выражение лица Матвея Юрьевича моментально изменилась, появилась грустная улыбка.

– А помнишь, Кеш, как тогда в Сибири ты нам чуть мозги не вскипятил? – вдруг произнёс он, всё так же грустно улыбаясь.

– Китайцы вам чуть мозги не вскипятили, – мягко поправил друга профессор, – а я вас спас. – И, немного помолчав, добавил: – Помню, Митя. Каждый день.

Обедали все вместе на улице. Коля поначалу говорил мало, но и не совсем уж молчал. Со вниманием слушал разговоры о политике, задавал вопросы, каждый раз заранее извиняясь, что, мол, простите, глупые, но не комментировал, своего мнения не высказывал. В какой-то момент Матвей Юрьевич даже обронил:

– А ведь ребёнок чудесно воспитан!

Лишь взгляды, которые Коля изредка бросал на офицеров, вызывали у помощника президента лёгкое непонимание.

– Коля, – заговорщицки проговорили Милена, когда подали горячее, – а ведь ты как-то Ли Сы стихи для Машеньки обещал. Сознайся, готовы же!

– Ну-у, – протянул Коля смущённо. – Там бы ещё подрихтовать… навести марафет… ох… Короче, доработать бы ещё.

Дедушка Кеша внимательно посмотрел на него поверх очков, иронично, но очень по-доброму.

– Не знал. Хотя, и не удивлён. Всё же, Коля, осмелюсь попросить тебя огласить плод твоих творческих изысканий, если, конечно, посчитаешь уместным.

– Смеяться не будете? – спросил Коля как будто бы даже серьёзно.

– Будем! – не сговариваясь, хором выкрикнули Милена, дедушка Кеша и Пётр Робертович.

– Тогда хорошо, – согласился Коля.