– Если Калинкин за что-то берётся, шанс на успех почти стопроцентный. Так что начинай думать, как будешь строить новую жизнь.
– А если с документами не получится?
– Значит, окажется, что зря думал.
Милена развернулась и пошла к выходу. Уже в дверях она остановилась и, взмахнув своим каре, весело посмотрела на Колю.
– Если не спишь, может, покатаешь на лодке минут пятнадцать? Мне понравилось сегодня! Просто диалово было!
А ночью ему опять приснилась спящая девочка со смешно раскиданными по подушке волосами.
* * *
Он проснулся от того, что в коридоре скрипнула половица. То ли спал некрепко, то ли научился так реагировать на этот звук. Скрип этот был тихим, но ничего громкого здесь по ночам вообще не бывает. Даже сейчас – по окнам бьют капли дождя, но здешние стёкла не пропускают звук, точнее, «звуковую прозрачность» можно настроить, поэтому капли разбиваются о стекло с тихими глухими хлопками, от такого точно не проснёшься. И уж тем более не услышишь шорох травы, по которой к дому подкатывает пинг или паластрум.
Коля почувствовал, что и Милена проснулась. Но она даже не открыла глаза, лишь сильнее прижалась к нему и замерла, прислушиваясь.
Последний раз от скрипа половицы Коля просыпался в середине июля, через две недели после визита Матвея Юрьевича. После того дня, когда появилась новая надежда. Сколько с тех пор Коля передумал и проговорил с дедушкой Кешей и Петром Робертовичем! Впереди была новая жизнь, Коля в этом уже не сомневался. Почти. Точнее, надежда затмевала любые сомнения. Вообще, просто надоело не ждать от жизни хорошего. Надо ждать, надеяться и верить, как бы банально это ни казалось. И преодолевать препятствия. И не ныть. Ну ладно, после тренировки немного можно, в шутку, но в целом к жизни нужно относиться позитивно.
И ведь работает! Всё-таки жизнь – удивительная штука!
Когда дедушка Кеша прилетел назавтра после того знаменательного дня, Коля улучил момент и как мог деликатно (по правде сказать, получилось вообще неделикатно) напомнил об обещании дать в долг.
– Хочу отметить с Миленой знаменательное событие появления обоснованной надежды на обретение статуса человека, – пояснил он.
Дедушка Кеша вопросительно посмотрел на него поверх очков в толстой оправе.
– Помилуйте, молодой человек! Что ж это за событие такое! Вот обретение было бы событием.
– А это мы потом отметим более широким кругом. И тебя, дедушка Кеша, позовём. Если, конечно, лодку продадим. Ну, или если ещё раз взаймы дашь. Хотя, думаю, продадим. Мы завтра вторую закладываем, кстати. А первую уже выставили на продажу. Забыл сказать, в объявлении пообещали твой автограф на борту.
– Ох, – вздохнул профессор, – не будет ли с моей стороны невежливым поинтересоваться искомой суммой, Капитан Нахальство?
Но только суммой Колины искания не ограничивались, и он изложил просьбу полностью, что было прокомментировано фразой:
– А вы не охренели, молодой человек?
У Коли чуть было слёзы на глаза не навернулись от ностальгического глагола!
И через два дня… Загодя вечером Коля попросил Милену не планировать ничего на следующий день ради сюрприза и одеться «ну так… нормально, короче… ну, как ты обычно». В полдень к дому подкатил шикарный паластрум «Роллс-Ройс», уже пару месяцев, образно говоря, пылившийся на парковке НИИ. И они отправились в Москву.
По дороге Коля говорил о пустяках, Милена поддерживала легкую беседу и ни о чем не спрашивала. Лишь небрежно заметила, что Коля мог бы у профессора и поновее галстук-бабочку одолжить. И после Колиного комментария попросила пояснить смысл слова «жмот».
А потом… потом было безумие.
Они провели час в танцевальном зале в Камергерском. Вдвоём. Танцевали вальс и фокстрот! И ещё вальс, и ещё! До головокружения! Потом пили чай за старинным ажурным столиком, а потом – опять на паркет, и опять вальс! И он вёл, а она следовала за ним. И его движения не были плавными и классически чистыми, но каблуки методично отщёлкивали по паркету «раз-два-три-раз-два-три» в такт музыке Штрауса и Вивальди, и девушка мягко следовала за партнером, деликатно сглаживая угловатость его движений. Сперва, конечно, было ох как страшно, и начал он неуверенно, «по квадрату», но довольно скоро, хотя в первые минуты так же робко, он стал двигаться по залу, а потом на мгновение прикрыл глаза и… закружился, увлекая в танце партнёршу, которая ловила каждое его движение.
Потом гуляли и пешком дошли до Пятницкой. То говорили, перебивая друг друга, то вдруг шли молча, держась за руки.
– А я начинаю привыкать к новой Москве, – весело сказал Коля.
– В ваше время один писатель был, Борис Акунин, не читал?
Коля сначала отрицательно покачал головой, а потом задумался.
– Постой… это по которому кино сняли с этим… как его… Меньшиковым!
– Кино не смотрела, но книги его все прочла! Эх… В ваше время уже не оставалось великих поэтов, но, пусть для кого-то с натяжкой, ещё чувствовался след великой русской литературы. Думаю, Акунин был великим писателем. Для меня – без натяжек.
– А ты к чему его вспомнила?