Третий Шанс

Накануне он виделся с Калинкиным. Будущий Вице-президент (а об этом уже всем было известно) как-то проведал о грядущей встрече Митрополита с молодым и уже известным на всю страну священником Стенькой, да и предложил побеседовать. Содержание беседы для Петра Ивановича сюрпризом не стало, а вот тон её оказался неожиданно жёстким. Матвей Юрьевич резко заявил, что Стенька этот – враг, что с ним нужно быть не просто острожным, а десять раз осторожным, и что задача Петра Ивановича, коли уж не отговорить его от встречи – распознать замысел врага, а не вступать с ним в умозрительные дискуссии. Большего Калинкин не сказал, хотя Митрополит чувствовал, что этого большего имеется изрядно. Ну не сказал, да и бог с ним. Но словам помощника Президента Митрополит внял.

И теперь он шагнул навстречу врагу и протянул руку:

– А величай Петром Ивановичем.

Стенька, еще раз склонив голову, ответил почтительным пожатием.

– Очень приятно, Пётр Иванович. Высоко ценю ваше расположение. Позволите предложить вам, может быть, пройтись?

– Отчего ж? – пожал плечами Митрополит.

Они медленно побрели в сторону Лужнецкого моста. Народу было немного, и они могли спокойно беседовать.

– Спасибо, Пётр Иванович, за возможность встретиться с вами. Искренне говорю – для меня это большая честь. Просто большущая!

Говорил Стенька быстро, но не тараторил. И держался, хотя и с достоинством, но чрезвычайно уважительно к высокому собеседнику.

– Ну полноте, – усмехнулся Митрополит. – Да и мне, знаете ли, стало интересно с вами, молодой человек, побеседовать. Наслышан о ваших взглядах и на мирское, и на церковное.

– Так ведь оно же всё вместе, мирское и церковное, – подхватил Стенька с воодушевлением. – Оно же… это же жизнь вся! Это ведь только обывательски можно отдельно рассуждать, например, о душе и о теле. А всё связано. Уж простите за примитивный пример, но заботиться о душе возможно, лишь правильно обращаясь с телом. С одной стороны, плотские страдания душу очищают, а за плотские утехи душа же и будет страдать, а с другой – и плотские удовольствия могут быть богоугодны, а потому и для души хороши! Ведь так?

Голос Сканера буквально взорвался в голове Матвея Юрьевича.

– Вы слышите это?! Я просил охрану Митрополита немедленно прекратить встречу. Они отказали, аргументируя тем, что Его Святейшество не велел мешать. Вы видите, куда это всё идёт! Позвольте…

– Могу стрельнуть по пароходу, – вмешался в беседу голос Кельта. – Аккуратно, только трубу сорвёт в их сторону. И охрана прекратит…

– Не надо, – спокойно перебил обоих Матвей Юрьевич. – Пусть уж идёт как идёт. Теперь уже поздно. Конец связи.

– Или вот, – в глазах Стеньки блеснул азарт. Но не злой, а такой наивный, детский. Даже не азарт – увлечённость. – Человек, когда что-то делает, он же меряет своё действие по шкале «правильно – неправильно». Ну, машинально. Это совестью называется. А откуда совесть? И вот где такое видано, в каком обществе, чтобы совесть не была с религией связана? Любые правила поведения, которые возникают, я о морали сейчас говорю, они же от религии этого общества! Какая религия – такая и мораль. А если к национальным традициям отослать – так и те от религии. Вот попробуйте приведите обратный пример! – Стенька по-доброму улыбнулся – То-то же! Вот и получается, что нет отдельно церковного и отдельно мирского. Так, обрядовые штучки.

Митрополит задумался. Вспомнил академические занятия по обличительному богословию, где учили, как критиковать инославные исповедания. Даже шире, не только отступления христианский церквей и сект от православного вероучения – обсуждали и другие конфессии: мусульманство, буддизм, иудаизм и прочие. Затрагивали и культуру соответствующих народов. Вспомнил и не нашёл, чем бы возразить. А вот ведь и правда – где-то стяжательство грех, а где и богоугодное занятие, где вторая женщина в доме прелюбодеяние, а где-то и норма. А прав молодец-то – действительно, духовное и телесное, а за ним и церковное и светское не следует разделять огульно. Простая мысль, а вот как-то не задумывался раньше.

Стенька, конечно, почувствовал, что собеседник молчаливо согласился с ним, но как будто бы и не заметил, а все так же увлечённо продолжил:

– Так вот я и говорю – не разделяю я мирское и духовное! Вот и вся оригинальность моих взглядов. Это другие люди разделяют. По воскресеньям утром ходят в церковь, обрядам следуют формально, а живут, если вдуматься, отдельно от православного вероучения. Я-то как считаю – наперво проникнись духом православным, пойми для себя, что хорошо, а что плохо, только по-настоящему, а уж сколько раз ты лбом о пол ударишься в храме – это дело вторичное. Вот, допустим, японец какой-нибудь, если живёт праведной жизнью, но в церковь православную не ходит, разве он не спасётся? Разве не праведник он? И другой человек хоть лоб в храме расшиби, но если он убивает для наживы, даже если исповедуется добросовестно каждый раз, ну разве не грешник?

– Да кто ж с вами поспорит, Стенька, – по-доброму, слегка улыбнувшись, проговорил Митрополит. – Только ж и принижать обрядовую часть…