Третий. Текущая вода

Но в том-то и дело, что никакого берега и никаких камней не было видно. Нарастающий рев прибоя, неумолимый, как рок, лишал воли. Непонятность, непостижимость происходящего вселяли в души дыбившийся ужас. Это не могло быть галлюцинацией, звук прибоя, влагу и прохладу испарений слышали и ощущали все.

…Раздались первые удары корпусом о камни, потрясшие корабль до самых клотиков, обезумевшие люди, до того мечущиеся по палубе в бестолковой суете, стали прыгать в воду, чтобы успеть уйти от обломков разваливающегося судна. Страх вымел их за борт: они падали и странно, в неестественных позах повисали в воздухе, над поверхностью воды. Они ползли, крича, а в воздухе за ними тянулись темные струйки крови. Те, кто падали в воду, оборачивались на повисших в воздухе и кричали криком, от которого кровь стыла в жилах. Было похоже, что под ними находились какие-то твердые поверхности, камень, например, только невидимый, и люди падали на него и ломали ноги.

Одним из сильнейших ударов был перебит киль, и корабль стал разваливаться на две части. Чиф, который не покинул судна в его последнюю минуту и прикрутил себя концом к лееру на юте, похолодел, услышав, как заревела хлынувшая в пролом вода. Еще несколькими ударами корабль был окончательно расчленен. Половинки корабля продолжало подбрасывать волной и переваливать с борта на борт. Тяжелые фальконеты срывало с лафетов, они колотились о борта изнутри, пробивая в обшивке зияющие проломы. Чиф видел, как от случайной искры воспламенился в крюйт-камере заряд: треск взрыва потряс воздух, взметнувшиеся вверх обломки градом посыпались в воду рядом с уцелевшей половиной бота. Жаркая волна ударила в лицо Чифу, спалила волосы, бороду. Подожженные горящими щепками, начали тлеть доски обшивки и на юте. Чиф потерял всякое чувство опасности; с неподдельным интересом он смотрел, как потрескивает намокшее дерево, неохотно загораясь, языки пламени лизали отвороты его сапог. Еще немного и огонь под ним превратится в костер, на котором он сгорит. Половинка бота, на которой он стоял, охвачена была пламенем со всех сторон. Она раскачивалась, но колебания ее становились все меньше и реже — под днищем был грунт. Завороженный языками огня, Чиф не отрывал от них глаз. Он уже не понимал, что можно, да и нужно спастись, разбежавшись и прыгнув как можно дальше в воду. Глубина здесь была небольшой, метра три. Он не слышал, как шипит на береговой гальке набегающая и откатывающаяся волна, не слышал звонкого шума реки, впадающей в тихую мелкую бухту, где стояла, наклонившись, половина корабля, его не привел в себя даже голос Афанасия, чья обожженная фигура появилась рядом.

— Вы живы, господин Лейтенант?

— Господин Лейтенант жив, — машинально ответил Чиф, стараясь не вдыхать обжигающий легкие горячий воздух пожара.

— Держитесь за меня, сейчас я вас отвяжу. Пошевеливайтесь, Лейтенант, мы можем сгореть!

— Мы можем сгореть? Разве мы еще живы? Давай сгорим, Афанасий Железная Рука, какого дьявола мы цепляемся за эти обломки?

Сброшенный в воду, погрузившись в нее с головой, Чиф подумал: наконец-то!.. Вот   о н о. Но его выдернула из воды все та же железная рука Афанасия, выхватила, подняла и мягко опустила на холодный, девственно чистый песок…

…Обратного адреса на конверте не было, вероятно, адресант предполагал, что он известен тому, кому письмо это было послано. Поэтому сообщение о смерти Огольцова и не было отправлено. Удивительно, что письмо вообще могло сохраниться в этом засилье пустоты и пыльных поверхностей. Хозяин должен был его уничтожить, но не сделал этого.

Письмо было от матери.

«Игорь! О чем ты только думаешь, представитель праздношатающегося поколения?! Тебе за сорок, а ты взыскуешь высшей чести, будто семнадцатилетний юнец. Пойми, вещи имеют тот характер, который придаем им мы сами. А ты заперся на своей Голгофе, от тебя ни слуху ни духу вот уже сколько лет, и, судя по всему, ты ничего не собираешься в своей жизни менять. Только если это можно назвать жизнью! Скольких трудов мне стоило разыскать тебя! Я твоя мать, если ты забыл, что это такое. Однажды ты мне ответил, вот и хорошо, что ты меня родила и дала мне жизнь, теперь разреши мне в ней самому разобраться. Разобрался? Советую тебе, прошу тебя еще раз — перемени свое отношение, приблизься к реальности. Пишу это, конечно, в зыбкой надежде на то, что ты переменишься, хотя в твоем возрасте жизненной линии уже не меняют. Хорошо еще, что откликнешься.

Твоя бывшая жена вышла замуж, ездит на собственной машине на юг, недавно была с мужем за границей. Она стала очень женственной, ей идет эта роль — жены человека с положением. Думается, будь она достойна тебя, сохрани в семье дух взаимного уважения и душевности, то семья ваша не распалась бы.