– На какой Лубянке… я туда, слава богу, не попал… Пока не попал… – он нервно улыбнулся и сглотнул. – Хватает мест и без Лубянки для встреч такого рода… Ты хоть роман своего отца «Девять точек» читал? Где про царскую охранку… Ну вот, а еще спрашиваешь… В гостинице «Ленинградской» мы встретились с Петром Ивановичем…
– А ты не мог не пойти?
– Мог. Мог! Конечно, мог! Но сейчас какой на дворе год? Семьдесят девятый! А тогда был? Пятьдесят седьмой! Только три года прошло, как усатый сдох! И мальчиков Берия я видел лично, когда они студенток наших из театрального к нему в особняк на машинах увозили, чтобы эта жирная жаба в пенсне их…
Филипп вскочил и прошелся по кабинету. Сел, успокоился.
– Да нет, конечно, не надо было идти… Ничего бы со мной не сделали… Но тогда пошел в эту самую «Ленинградскую» гостиницу, что у трех вокзалов… Поднялся на лифте на этаж, вошел в номер. Ты бывал там? Гостиница в сталинском стиле, дверь тяжелая, лакированная, ручки массивные, дорогие… Открыл этот Петр Иванович.
– А вот и Филипп пришел! – сказал громко для кого-то. – Давай, Филипп, раздевайся, не робей, проходи! – уже разговаривает со мной на «ты», как будто мы сто лет знакомы, словно в одной песочнице куличи делали…
Прохожу в большой номер. А там дяденька в хорошем костюме. Дяденька постарше нас с Петром Ивановичем, много посолидней дяденька. Очки в золотой оправе. И очень вежливый. Улыбается.
– Здравствуйте, Филипп Сергеевич, очень, очень рад с вами познакомиться. Мне Петр Иванович много хорошего о вас говорил… Садитесь, располагайтесь поудобнее. Чай? Кофе? А может, рюмку коньяка, Филипп Сергеевич? – И, не дожидаясь моего ответа: – Петя, ты там похлопочи, чтобы нам икорки, салатик… Филипп Сергеевич, наверное, после репетиции.
– Да вы не беспокойтесь…
– Что вы, Филипп Сергеевич, какое там беспокойство… Это мы вас беспокоим… Петя, ты понял?
– Так точно, Игорь Николаевич.
И пошел к телефону, что в другой комнате стоял. Слышу, распоряжения отдает:
– В номер такой-то три икорки, три салата, кофе, армянского коньяку…
Игорь Николаевич, как водится, сначала про театр со мной поговорил, про кино, выказав даже какие-то познания в этой области… Про меня много знал. Меркуцио еще, правда, в театре не видел, но по ТВ отрывки смотрел – понравилось. И кино ему мое, тогда очень популярный детектив, особенно жене его сильно понравилось… Про комсомол спросил. Про отца и деда не спрашивал. А вот про жену подробно осведомлялся:
– Как живете? Давно женаты?
– Три года.
– А познакомились где?
– В Киеве. Она в соседней школе училась. У нас драмкружок был. Вместе играли.
– Я, – говорит Игорь Николаевич, – тоже в детстве театром увлекался… А ты, Петя, не увлекался?
– Нет, Игорь Николаевич, я все больше авиацией.
Игорь Николаевич смеется:
– Ты, Петя, авиацией увлекался, мы с Филиппом Сергеевичем – театром. Он один последовательным оказался. Ну ничего, у нас свой театр, не менее интересный, кинематограф, можно сказать. Правда, Петр Иванович?
– Так точно, Игорь Николаевич.
– Вот, Филипп Сергеевич, мы тебя решили нашим кинематографом заинтересовать. Тебе это и как артисту интересно будет…
В дверь постучали. И когда Петр Иванович ее открыл, милая официантка привезла на колесиках ланч…
Филипп налил мне рюмку и спросил:
– Тебе не скучно? Я не надоел?
Я покачал головой.
– Продолжай.
Я понимал, что ему нужно выговориться. Чувствовалось, что он исповедуется в первый раз. Рассказ его был неровен, он изобиловал ненужными подробностями, то и дело перебивался какими-то невнятными обрывками фраз, сказанными не мне, а скорее себе самому…
– Ну вот, стало быть, Миня, дальше наша беседа протекала за жратвой. Пили мало. Очень мало. Я пить боялся. Надо было ухо востро держать. Кусок в горло не лез, хотя пришел я туда действительно голодный.
Когда официантка ушла, Игорь Николаевич продолжил:
– Для тебя не секрет, надеюсь, что мы, Филипп Сергеевич, живем в капиталистическом окружении. И что у нас много врагов. Как внешних, так и внутренних…
«Начинается, – подумал я, услышав знакомые формулировки. – Начинается… Ну, Филипп, держись!»
– … и нам нужна помощь честных советских людей. И молодых в первую очередь. Ты комсомолец. Ты хороший артист. Ты на хорошем счету. И, думаю, можешь быть нам полезен.
– Чем я могу быть вам полезен, Игорь Николаевич? Я абсолютно не могу быть вам ничем полезен. Я актер. Я очень, очень много работаю, на мне семья, я часа не имею для отдыха… Я репетирую, играю, снимаюсь. Концерты, радио, ТВ. А еще надо много читать, смотреть другие спектакли… У меня нет времени даже с дочерью погулять, не то что еще чем-то заниматься… Потом, я абсолютно не умею хранить тайны… И вообще, давайте откровенно, Игорь Николаевич, я не стукач и людей таких презираю. Я считал, что отошли те времена, когда советский человек должен следить за другим советским человеком и доносы писать. Надо верить людям… Я люблю своих товарищей по театру и абсолютно ничем не могу быть вам полезен! Понимаете? Ничем!!!
– Филипп Сергеевич! Ну что вы разволновались…
– Я вам говорил, Игорь Николаевич, нервный он, – вставил Петр Иванович.