Третий звонок

Так вот и идет у нас беседа, Миня. Ну, все это под выпивку, разумеется… Левка магнитофон (как тогда говорили «маг») включил… Помнишь, тогда модно было слова сокращать на иностранный манер: Хемингуэй – Хем, магнитофон – маг, Мефистофель – Меф. И русские слова с иностранными переплетать: «Пожалуйста, Фил, открой виндоу – душно. Грацио, дарлинг. Это было вандерфул с твоей стороны…»

– Да, в общем «соловьем залетным юность пролетела», – пропел Филя строчки Кольцова и состроил гримасу…

– Мама, не отвлекайтесь, – сказал я.

– Ты прав, старик, – встряхнулся рассказчик. – Плохой я рассказчик. Такому рассказчику – хер за щеку, как говорит наш общий друг, народный артист всего Советского Союза Гулик Мастанов… Прошел этот ивнинг, перешедший в ночь. Весело прошел. Танцевали сумасшедший рок по всем правилам тех лет. «Пили, пели, не вспотели…» Сил много было. Не то что сейчас…

– Кончай нудить – двигай сюжет, – сказал я.

– Опять прав, Миша. А я не прав. Не прав, я всегда не прав. Ладно, Миня, перенесемся снова в «Ленинградскую». Ты ведь у нас и кинорежиссер теперь – Феллини, можно сказать. Филя – я, а ты – Феллини. Я просто Фил. Простофиля я… Вот так. Ну не злись, Миня, я же тебя люблю… Это я так, когда выпью, меня на каламбуры тянет: «Даже к финским скалам бурым обращаюсь с калом бурым…» Так вот, каламбур пятый, извиняюсь, шестой. Номер кадра триста восемнадцать, нет, не кадра, а номера в «Ленинградской», этой ёбаной «Ленинградской». В эпизоде участвуют: Игорь Николаевич, Филипп Сергеевич, потом новое действующее лицо – имя узнаем, когда он предстанет. Зритель застает сцену в кульминационный момент. Диалог возникает из отточия.

– … порола. Видела тебя и не раз! Это она так. И в Сочи точно летит. Там у нее в «Приморской» уже номер забронирован. А тебя мы поселим в «Кавказе». Он в трехстах метрах от «Приморской». Номер у тебя – люкс. Будешь жить, разумеется, один. Она как на тебя прореагировала?

– Нормально.

– Нормально или хорошо?

– Скорее нормально.

– Вы на чем расстались?

– Я ее до такси проводил, предложил отвезти, но она отказалась…

– А ты не настоял? Джентльмен называется…

– Я настаивал, но ничего не вышло. Я только таксисту деньги дал, чтобы она не расплачивалась.

– А попрощались как?

– Как? Нормально. Я ей руку поцеловал. Сказал, что лечу к морю и буду рад, если там встретимся и померяемся силами…

– Чем померяетесь?

– Силами. Ну в том смысле, кто сколько проплывет. Она любит плавать. Говорит, что хорошо это делает.

– Плавать она любит… Она не только плавать любит, – зло сказал мой собеседник. – Что она из себя целку строит!

– Игорь Николаевич, она действительно показалась мне скромной и достойной женщиной. Мне кажется, что она и на меня не реагировала, и вообще она, как мне кажется, довольно сдержанна и холодна…

– Кажется, кажется… Что тебе, Филипп, все кажется? Если кажется, перекрестись! Она нормальная баба! Понимаешь?

Нор-маль-на-я! Хотя и интеллигентка! И на тебя она клюнула – ты не сомневайся. Поэтому через три дня летишь в Сочи.

– А что я должен там делать, Игорь Николаевич? Вы хоть объясните мне… Я ведь ничего пока не понимаю… Что от меня-то требуется?

Он взглянул на меня. «Фраер этот артист или притворяется?» – говорил его взгляд. Тогда я добавил:

– Простите меня за тупость, конечно…

– Ладно, не прибедняйся, Филипп. Итак, ты поселишься в «Кавказе» – раз. Выйдешь на нее. Ну что ты смотришь на меня, как баран на новые ворота? У портье «Приморской» узнаешь ее номер и телефон. Позвонишь…

– А если она спросит, как я догадался, что она именно в «Приморской» остановилась?

– Соображаешь, оказывается! Не такой уж ты блаженненький. Объяснишь, что позвонил в сочинский «Интурист» и справился, не прибыла ли на этих днях американка Колетт Шварценбах, и они тебе ответили. И не дожидайся, пока она тебя об этом спросит. Первый скажи, вверни как-нибудь, что обыскался, хотел видеть, любой бабе приятна мужская инициатива…

– Да, а она подумает: так ему, советскому человеку, «Интурист» все и рассказал, где иностранка живет.

– Ну ты же у нас не простой советский человек, не фарцовщик, кажется, а популярный советский актер. Меркуцио играешь!

Меня передернуло: Меркуцио! Опять этот Меркуцио!

– Значит, выйдешь на нее.

– Ну, выйду, как вы говорите, а что потом?

– Потом – суп с котом. Опять не сечешь. Ну, поймешь, кто она такая, чем дышит, как к нам относится…

– Вы что, подозреваете ее в шпионаже?

Он, усмехнувшись, переспросил:

– В шпионаже? Ты, Филипп, с тридцать второго?

– С тридцать третьего, – уточнил я.

– С тридцать третьего… Может, и в шпионаже, как ты выразился. Кто их знает, этих дипломатов и корреспондентов. Да, может, и в шпионаже. Хотя навряд ли. Она у нас уже два года в Москве… Не похоже… Пишет о нас более или менее объективно… Скорее, менее чем более, правда… – Он прошелся по номеру, посмотрел в окно. Была жара, сентябрьская жара бабьего лета, теперь такого редкого…

– Значит, как я понял, Игорь Николаевич, это и есть мое задание?

– Ты что имеешь в виду?

– Узнать, чем она дышит, как вы выразились…

Он резко повернулся ко мне на каблуках своих импортных мокасин.