Треугольная жизнь

Потом они, как и положено семье, идущей в гости, оснастились коробкой с тортом, слюдяным кульком с тремя гвоздичками и бутылкой шампанского, в последний раз глянули на себя в зеркало (Катя, вздохнув, поправила Дашке бант, мужу галстук), пересекли лестничную площадку и нажали кнопку звонка рядом со свежеобитой дверью.

Открыла полногрудая, голубоглазая блондинка в облегающем вишневом платье с несоветским глубоким вырезом:

– Входите, пожалуйста!

Женщины мелькнули друг по другу взглядами, словно поединщики, мгновенно, по одним лишь им ведомым приметам оценивающие шансы противника. Кажется, обе молчаливо сошлись на том, что шансы примерно равны.

– Калерия, – сказала хозяйка, протягивая руку. – Можно просто Каля…

– Очень приятно… Катя.

– Ой, какая девочка! – Каля присела перед Дашкой. – Тебя как зовут?

– Дарья Олеговна, – заявила дочь, в ту пору именовавшая себя почему-то исключительно по имени-отчеству.

– А у нас для тебя дружок имеется. Костя, иди сюда! К нам тут такая хорошенькая девочка в гости пришла!

Никто не отозвался. Зато с кухни появился Анатолич в цветастом переднике:

– Стесняется. Потом придет. Катя, как вы относитесь к «Молоку любимой женщины»?

– Н-не пробовала… А что вы имеете в виду?

– Это вино такое – мы из Германии привезли.

Стол был отменный: несколько затейливых салатов, домашние соленья, заливная рыба, украшенная морковными звездочками, оранжево светившими из мутно-янтарной глубины подрагивавшего желе. Посредине раскинулся большой румяный пирог с белыми грибами. Башмаков не упустил возможность и глянул на жену с привычным упреком: вот ведь какие хозяйки бывают! Катя в отместку показала глазами на балкон – мол, чья бы мычала…

Расселись. Тут из комнаты появился щуплый мальчик в коротких штанишках. Он был острижен наголо – оставался только большой смешной чуб, почти закрывавший глаза. Мальчик тихо сказал «здрасте», перехватил высокомерный взгляд Дашки, покраснел и сел, уставившись в тарелку.

– Ничего. Он еще не освоился. Только вчера приехал, – сообщила Каля и погладила ребенка по голове.

– Сколько ему? – спросила Катя.

– Во второй класс ходим. Только вот что-то растем плохо… Ну ничего…

Анатолич принес из холодильника «Посольскую» водку, разлил по рюмкам. На заиндевевшей бутылке, поставленной в центр стола, остались круглые проталины от пальцев. Дамы предпочли «Молоко любимой женщины». Выпили. Закусили. Из разговоров выяснилось, что Костя – сын товарища по артиллерийскому училищу. Койки рядом стояли. Теперь товарищ служит в Мурманске, а до этого сидел в Средней Азии на «точке», там была очень плохая вода, и он испортил себе желудок. Поэтому каждый отпуск ездит в Ессентуки, но в санаторий с женой еще можно, а детей ни за что не принимают. Вот они, проезжая через Москву, и оставили Костю у друзей.

– Как сын нам… – вздохнула Каля.

И в словосочетании «как сын», и в этом вздохе, и в том, как Анатолич виновато взглянул на жену, обозначилась на миг печальная тайна их бездетности.

– Давайте за родителей! – предложила тактичная Катя.

Между разговорами Башмаков оглядел квартиру: мебель обычная, но поражало обилие ковров, ажурных покрывал, леопардовых пледов, в серванте была развернута в полную мощь «Мадонна» – сервиз, без которого из Германии не возвращался ни один офицер. На тарелках, чашках, чайниках, соусницах уныло повторялись одни и те же пасторальные сцены, и почему эта посуда получила название «Мадонна», Башмаков так никогда и не узнал.

– Под Западным Берлином стояли, – доложил Анатолич, перехватив взгляд гостя, – на расстоянии гаубичного выстрела. Полк был рассчитан на пять минут боя с бригадой НАТО…

– Неужели всего на пять минут? – удивилась Катя.

– Но за эти пять минут можно сде-елать о-очень много! – пропела Каля, улыбаясь.

– А я тоже в артиллерии служил! – гордо сообщил Башмаков.

Дашка быстро наелась одними закусками, тяжко вздохнула, снисходительно посмотрела на Костю, так ни разу и не поднявшего глаз от тарелки, и смилостивилась:

– Ладно, пошли гулять!

Мальчик, просветлев, выскочил из-за стола. После горячего – нашпигованного мяса под брусничным соусом (каждое блюдо Каля сопровождала подробными кулинарными комментариями) – Анатолич вдруг спросил:

– А хотите, я покажу, где родился? Пошли! – Все отправились следом за ним на балкон. – Во-он, видите, аптека – там был наш дом. Корову держали, поросят, кур…

– А вон там, где автобусный круг, мой дом был, – сообщила Каля.

– Так вы из одной деревни?

– Ага. Только с разных концов. Деревня Завьялово называлась. И фамилия у нас тоже – Завьяловы. Знаете, Анатолич ко мне на свиданки вон тем оврагом добирался, через капусту. Даже из школы нельзя было вместе возвращаться… Мы тайком, на кладбище встречались! Или в Москву на автобусе ехали – там можно, там все чужие…

– Почему? – спросила Катя.

– Ну как же, он был с другого конца деревни. Лет восемьдесят назад его дед пырнул ножом моего деда… В общем, кровная месть, как у Монтекки и Капулетти.