«Может, как-то приспособиться, – каждый день искал он выход. – Как-то хитро изогнуться и стать подобным многоступенчатому валу. Но так не получится по той простой причине, что природа не предусмотрела такого организма». Саша запутался, не чувствовал ни рук, ни ног, ни голоса, ни здорового мозга. Рук – поскольку не мог защититься, так как при первой же попытке ждало жестокое наказание. Ног – поскольку не распоряжался своей судьбой. Даже не мог крикнуть: «Люди, опомнитесь, что вы делаете!» Мозга – поскольку запрещали думать как хочет. За нежелание стать угодным обидчики встречали Александра как что-то мерзкое, недостойное общества. Принятый удар не стал последним: Шифре спокойно сажали в грудную клетку «скворца». Ни один день не обходился без «птицы», к чему тот стал привыкать. Вначале хотел защищаться, но понял безнадежность ситуации. Осталось терпеть, молча снося муки унижений. Оказавшись перед выбором жизни и смерти, выбрал – жизнь.
Раздираемый диким бытом, он сох у всех на глазах. Но, пробиваясь, как тонкий росточек подснежника, росло желание чего-то светлого, хотелось гармонии и спокойствия.
Еще до похода, размышляя о своей жизни в море, он решил заняться самообразованием, закреплением ранее пройденного курса стенографии. Написал отцу письмо с просьбой прислать полный курс, вовсе и не думал, что эта, как считал, забава, станет единственным утешением. Перед походом получил посылку с брошюрами и парой крепких кирзовых ботинок, которые тоже просил. Обрадовался, особенно ботинкам, от сырости старые пришли в негодность.
Когда Александр учился в девятом классе, увидел газетное объявление, приглашающее учащихся на московские заочные курсы стенографии. К концу года он успешно закончил первый курс.
Скрываясь в каюте, Саша старательно выводил таинственные замысловатые палочки, петельки и крючки. С головой погружаясь в тайнопись, находил занятие важным, как Шикаревский – бачок. При любой погоде, обстоятельствах и настроении тайком осваивал нехитрую науку стенографии. Звонок оторвал его от работы, вошел Андропов, который, натянуто отводя глаза, демонстрировал дистанцию. Александр болезненно переживал разрыв, который произошел как-то сам собой. Сдержанно смолчал, возвратился к письму.
Ежедневно видя друг друга, они давно не общались, лишь изредка перебрасывались словами. Когда сталкивались в коридоре, то не здоровались, проходили мимо, будто чужие.
Андропов запустил руку в брезентовый мешок под столом, где хранились его сигареты, вытащил пачку, распечатал.
– Чем это ты занимаешься? – прервал напряженное молчание.
– Стенографией, – буркнул в ответ, хмуро вскинул на гостя глаза.
Прищурившись, Андропов вновь заглянул через плечо в брошюру, но ничего не понял, помрачнел.
– Чего ты здесь сидишь, почему кино не идешь смотреть? – продолжил строго, резкостью тона прикрывая недовольство собой.
Соврал, что не хочет в кино, на самом деле не желал лишний раз встречаться с командой.
Старшина взвизгнул:
– Это для всех обязательно, и для тебя тоже! – голос вибрировал от возмущения. Андропов настаивал на своем. – Ты и так сидишь здесь целыми днями! – нервно махнул он рукой на последнем слове.
Это было правдой. Хоронясь от всех в каюте, он не мог заставить себя лишний раз встретиться с командой. От одной мысли об этом ему стало физически больно.
– Ну… я правда не хочу идти… – протянул полутоном.
– Я тебе сказал: марш в кубрик на кино! – выкрикнул Андропов ему в спину, напряг худое невыразительное тело, заключил: – Все, я пошел, и чтобы ты там был через минуту, – уходя, грохнул дверью.
Александр заставил себя подчиниться, спрятал бумаги в стол и поплелся в кубрик, привычно готовый к оскорблениям. Там ребята его призыва сдвигали столы, расставляли лавки под наблюдением «борзого карася», маленького невзрачного человека, который грубо остановил проходившего мимо старшину:
– Ты чего, Шифра, еще не здесь, не расставляешь?
По обыкновению Мирков промолчал, втянув голову в плечи.
Хмуря брови, тот сжимал кулаки, демонстрировал силу побледневшему старшине.
– Чего молчишь?! – Не получив ответа, без зазрения совести ударил кулаком в грудь, приказал грозно: – А ну, бего-ом помогать…
Мирков сжался, побрел к невеселым однопризывникам. Все остальные, не желая помогать, прятались между койками. Наконец-то все расселись согласно положению и сроку службы. Меньший призыв примостился на палубе в метре от экрана.
С приходом Цыбули все оживились.
– Ну как, – весело громыхнул, входя в кубрик, замполит, – все готово?! – Игриво вертя головой и стреляя глазами, одаривал всех широкой улыбкой, проверяя готовность кубрика к просмотру фильма. – Командира позвали? – уселся на свободную скамью, приготовленную для офицеров. Ответ не последовал, но он продолжал говорить сам с собою: – А чего вы его не позвали? – удивил всех наивностью вопроса и таким же выражением глупого лица. Те захихикали.