Тревожная ночь

Когда показалась станция, ярко освещенная прожектором, Ольга Михайловна приказала Жене поставить кровать.

— Покричи, — сказала она. — Придут помогут.

И Женя закричал:

— Ребята, Михаил Григорьевич! Помогите! Сюда! Скорее!

Ольга Михайловна подошла к больному и опустилась на колени в снег.

Вскоре к ним подбежали Кущин, за ним Толя и остальные ребята.

Женя увидел, что по лицу Ольги Михайловны стекал пот, волосы ее слиплись, выбились из-под платка и свисали двумя прядями. Ольга Михайловна, с трудом переводя дыхание, сказала:

— Решают минуты… Нужно везти в больницу… Скорее…

Михаил Григорьевич сразу все понял. Подошел Долинюк и спросил:

— А це що такэ?

Кущин сказал ему тоном приказа:

— Снимайте ограждение. Скажите машинисту паровоза: сейчас повезем больного в город.

— Куда? — спросил крановщик.

— На узел! В город! В медпункт!

— А тепловоз?

— Человека надо спасать! Слышите?

— Слышу. Не глухой. Значит, так, товарищи. Аварийный поезд — он же карета «Скорой помощи». А инструкция?

— Я приказываю! Поняли? Сейчас же бегите к паровозу. — Кущин подхватил раскладушку, и Ольга Михайловна тоже сразу же подняла ее.

Долинюк шел рядом с Михаилом Григорьевичем и говорил, как бы ни к кому не обращаясь:

— Значит, так, товарищи: аварии никакой нет, а вызывают ставить на рельсы посылку для детской дороги. Понятно! Приехали. А теперь, значит, товарищи, и тепловоз этот долой, а вези больного. Такая музыка. Что ж это получается, товарищи? И по какому это праву детский начальник мне приказывает? По какому, я спрашиваю, праву?

Они подошли к станции, поднялись по скользким ступенькам на платформу и поставили раскладушку рядом с площадкой подъемного крана…

— Что это? — воскликнул Толя. — Михаил Григорьевич! Почему они отцепили кран от тепловоза? — Он отогнул рукав своего пальто, посмотрел на часы: — «Окно» кончается! Не успеем…

Толя был так озабочен выгрузкой тепловоза, что не видел ни носилок, ни больного, ни его лица, которое здесь, в ярком свете прожекторов и красных отблесков топки, казалось неживым.

Ольга Михайловна нагнулась над Поликарпом Филипповичем и сказала Кущину:

— Жив еще.

Михаил Григорьевич перескочил на площадку крана и, вытянув вперед руки, крикнул:

— Давай!

Механик Долинюк, щелкая пальцем по пачке папирос, выщелкнул одну, ловко подбросил ее в рот, закурил.

Кущин и Женя укрепили раскладушку, привязав ее проволокой к стойке крана.

— Ну, — сказал крановщику Кущин, — давайте команду ехать.

Долинюк поправил чуб, который выбился из-под шапки, вынул папиросу изо рта и громко сказал:

— А я спрашиваю, по какому праву?

Михаил Григорьевич спрыгнул на станционную платформу и очутился с крановщиком грудь в грудь. Одним рывком Кущин распахнул пальто, китель и разорвал под ним рубашку.

Свет прожектора бил прямо в него. И Толя, стоявший рядом, и Женя с площадки крана увидели огромный красный рубец, который будто перечеркивал всю грудь Михаила Григорьевича. Он стоял перед крановщиком оголенный, ярко освещенный, дышал тяжело, но говорил, как всегда, тихо:

— Вот мое право! Я кровью завоевал право, чтоб люди жили, чтоб их не убивали — ни скопом, ни в одиночку. Понял? Вези!

В это время невдалеке отрывисто гуднул паровоз. Все, кроме больного, резко повернулись…

— Сидайте! Поихалы!

Это кричал, высунувшись из будки, машинист паровоза. Лицо его было красным — то ли от мороза, то ли от жаркого пламени паровозной топки, а может быть, от волнения.

— Давай, давай шевелись! — Машинист кричал людям, стоявшим на перроне, а в это время его рука, протянутая в глубь кабины, что-то вертела, и паровоз вот-вот готов был сорваться с места.

Цокнули связки, и первым, отбросив папиросу, прыгнул на площадку крана Долинюк. Площадка крана двинулась почти рядом с перроном, по которому бежали Кущин и мальчики, но перескочить с обледеневшей платформы на обледеневшую площадку крана было не так-то просто.

— Давай! — крикнул Долинюк и протянул обе руки Кущину. — Прыгай!

Крановщик втянул Михаила Григорьевича как раз в тот момент, когда кран проплывал за пределы перрона. И в тот же самый момент Ольга Михайловна рывком сняла с себя пальто и набросила его на больного.

Толя и Женя остановились у края перрона, и Кущин крикнул им:

— Оставайтесь у тепловоза! Ждите!

А паровоз аварийного поезда дышал все чаще и чаще и подавал все время отрывистые, тревожные гудки. Должно быть, гудками паровозный машинист хотел предупредить людей, которые вышли ограждать пути.

Подъемный кран с больным шел все быстрее и быстрее по направлению к городу, к станции Узел, к медпункту. Ему светила сплошная «зеленая улица». Уже по всей линии узнали, что аварийный кран везет тяжелобольного, и открывали ему зеленые огоньки светофора.

9

«ТУ-2» остался на открытой платформе под падающим снегом. Возле него в полной растерянности стояли мальчики.

— Как в кино, — сказал Толя, ни к кому не обращаясь. У него была такая привычка — думать вслух.

— При чем тут кино? — рассердился Женя. — Надо что-то делать, а не сидеть сложа руки. Ольга Михайловна, возьмите мое пальто. Мне жарко.

Ольга Михайловна сняла с головы шерстяной платок и перевязалась им крест-накрест: