Тревожная осень

Андрей Семенович понял, что пора заговорить о чем-то другом. О чем хотел, он уже спросил, узнал даже кое-что сверх плана. Да, задал не все вопросы – кишка опять оказалась тонка, но снова мусолить тему болезни было неудобно. И вообще, как говорил Штирлиц, в разговоре запоминается последняя фраза, а Андрею Семеновичу не хотелось, чтобы в их разговоре в его любимом ресторане в этот погожий вечер последней была фраза о болезни. Он резко переменил тему, и они начали перемывать кости общим знакомым.

Через полчаса ужин завершился. Они поблагодарили друг друга за прекрасный вечер, и Дымов проводил Александру Алексеевну до ее машины.

– Теперь можно и домой, Ванечка, – блаженно растягиваясь на заднем сиденье, сказал Андрей Семенович.

Господи, неужели этот, казавшийся бесконечным, день закончился, и можно перестать думать, что и кому говорить, как он выглядит со стороны? Все, домой, к жене, дочке и теще, которую он, вопреки общепринятым нормам, любит. Он запустил процесс, завтра-послезавтра к нему начнет стекаться информация, так что можно будет не переживать, а действовать, бороться. Все! Пора вырубить рубильник, питающий энергией бег мыслей. До завтра.

Проснувшись на следующий день, как обычно, в 8 утра, Андрей Семенович решил: «Сегодня никаких мыслей и действий, касающихся „простатных“ проблем. Просто жди ответа от Александры Алексеевны и работай. Ты уже два дня по-настоящему не работал, и это становится ощутимо, ведь оба зама в отпуске. А какая кипа непросмотренной почты скопилась в офисе!»

Плотно поработав часа три, Андрей Семенович почти забыл о своих проблемах. На грешную землю его вернул звонок Марины. Своим обычным бодрым голосом она сообщила, что сегодня в 15.00 они должны быть у одного известного профессора, который расскажет Андрею Семеновичу, что делать. Кроме того, он должен передать ей стекла, чтобы она могла вывести Жизнева на чистую воду.

Договорившись о месте встречи и поблагодарив Марину за заботу, он подумал: «Если Жизнева можно вывести на чистую воду, зачем идти к профессору? А если нужно идти к профессору, значит, Жизнева вывести на чистую воду нельзя».

Еще пару месяцев назад он, несомненно, всласть поиздевался бы над отсутствием логики у всех женщин и у нее, Марины, в частности. Но сейчас ему было не до шуток. Поэтому без пяти три он ждал ее в условленном месте со стеклами в кармане.

На вопрос гардеробщицы, куда они идут, Марина ответила: «На четвертый этаж», – и Андрей Семенович был удостоен ехидной усмешки разбитной тетеньки в гардеробе. В недоумении Дымов взглянул на поэтажный план больницы и понял причину ехидных подмигиваний: на четвертом этаже располагался Центр репродуктивной медицины.

– Ты видишь, – сказал он Марине, – она подумала, что у нас с тобой не получается завести детей. Вот ты и ведешь старого перечника лечиться, а может, и учиться делать детей.

– Да ладно, – отмахнулась она, – чтоб это было вашей единственной проблемой.

И вот они у профессора, точнее говоря, не у одного – в кабинете сидели целых два доктора наук.

– Ну-с, – сказал первый, – что вас ко мне привело, батенька?

– Привела меня к вам эта справка, – Андрей Семенович протянул доктору листок.

Ему очень хотелось в ответ на «батеньку» назвать профессора «маменькой», но он сдержался.

– Так, – сказал профессор, прочитав справку, – можно и операцию сделать. Хотите, я сам ее вам сделаю?

– Можно или нужно? – мгновенно отреагировал Андрей Семенович.

– Понимаете, все зависит от вас, – неопределенно протянул профессор.

– К сожалению, не от меня, – Андрей Семенович снова встрепенулся, – тут не я начальник, а вы. Вы врач. А меня партия и родина учили не на врача, а на инженера. Так что, как вы скажете, так я и должен делать.

– Эту хворь можно лечить и уколами, и таблетками.

– А как лучше? – Андрей Семенович едва сдерживался, чтобы не сорваться на крик.

И опять ответ прозвучал неопределенно:

– Это зависит от многих факторов.

В этот момент открылась дверь, в кабинет вошла женщина в белом халате и протянула профессору прозрачный полиэтиленовый пакет, заполненный, по всей вероятности, разными хирургическими инструментами. Во всяком случае, несколько скальпелей Андрей Семенович видел точно. Профессор бережно поместил инструменты в пустой мятый пакет с логотипом магазина «Пятерочка», на котором на букве «о» были отчетливо видны следы томатной пасты. Все это он положил в дипломат. Заметив недоумевающий и даже негодующий взгляд Андрея Семеновича, будто оправдываясь, сказал:

– Пригласили делать операцию в другой больнице, а я всегда оперирую своим инструментом. Он стерилизованный, но, когда приеду, его там еще раз простерилизуют.

Может, то, о чем говорил профессор, и было обычной практикой, но от мысли, что живого человека будут резать скальпелем, принесенным в грязном пакете из «Пятерочки», Андрею Семеновичу стало не по себе. Он решил задать последний вопрос и попрощаться с этим человеком. У него возникло ощущение, что содержание кислорода в воздухе, заполнявшем кабинет, катастрофически падает.

– Профессор, не знаете ли вы, где эту операцию можно сделать за рубежом?