Тревожное эхо пустыни

– Нет, это слишком. Мухтар скоро приедет, ему подарим, – так звали боевого командира, которого бойцы почитали. – Ставлю три банки консервов.

– Идет.

Фима понимала язык. И когда услышала о выстреле в себя, удивилась. У нее не было таких мыслей. Выжить любой ценой, вот чего хотела она. Умирать рано. К Хушкалю успеется. Да и есть ли это «после»?

Она стояла напротив солдатика с похожим на ее лицом: простым, деревенским. В любом случае он не жилец. Так какая разница, кто отправит его на тот свет, она или кто-то из моджахедов? И все же она никак не могла нажать на курок. А потом вспомнила, как казнили ее Хушкаля. Этого чистого человека. Единственного из всех, кого она знала, кто был достоин жить. И пули в него выпустили вот такие, простые, деревенские…

Нацелившись в голову, Фима спустила курок. Пуля врезалась в лоб, разнесла череп. Парень упал.

После этого Фима обернулась к тому, кто на нее ставил, и сказала на пушту:

– Ты выиграл. Теперь дай мне поесть и помыться.

Тот не смог сдержать удивления. И поразился он не тому, что Фима отлично владеет языком, а ее выдержке. «Эта сука» оказалась крепким орешком. Всадила пулю в лоб соотечественнику и даже слезы не пустила.

Фиме выдали ведро воды, мыло, тряпку. Дали банку тушеной говядины. Потом прислали к ней деда с пиалой вонючей жижи. Он нанес ее на рану. Ее начало так жечь, что девушка орала как резаная. Старик напоил ее маковым молоком. Фима уснула. Когда пробудилась, то чувствовала себя почти здоровой.

Пару дней ей дали на восстановление. Потом снова отдали бойцам. Уже другим. Это Мухтар со своим отрядом приехал в поселок. Сам он отказался трахать пленную, даже на нее не взглянул. Но когда ему рассказали о ней, велел привести.

– Откуда знаешь пушту? – спросил он.

– Научил любимый. Его звали Хушкаль. Мы мечтали о семье.

– Его нет в живых?

– Расстреляли.

– Ваши?

– Да.

– Ты ненавидишь их за это?

Фима задумалась. Тех, кто нажимал на курок, нет. Они исполняли приказ. Но офицера, что отдал его, да. Пожалуй, единственного человека, не считая отца.

– Твои люди изнасиловали меня, невинную, – медленно проговорила она. – Они сделали меня шлюхой. Мне как к ним относиться?

Мухтар встал, подошел к ней, взял за подбородок. Пальцы были сильными, цепкими. От них пахло оружейной смазкой и табаком.

– Скольких человек ты убила? – спросил он, глядя Фиме в глаза. Его были цвета горького шоколада. Красивые. Мухтар вообще оказался мужчиной видным, только очень низеньким. Впоследствии оказалось, в его сапогах есть толстая стелька, добавляющая ему пару сантиметров.

– Одного.

– Сказали, ты сделала это хладнокровно. И попала точно в цель. Как будто убиваешь не в первый раз. – Фима пожала плечами. Она не знала, что на это говорить. – Хочешь, я сделаю так, что к тебе больше никто не притронется? – И через паузу: – Кроме меня?

– Да.

– Хорошо. А теперь иди.

В тот же день Фиме выдали мыло, зубную щетку, расческу, чистую одежду. Ее переселили из провонявшей потом и спермой палатки в сарай. Маленький, со слепым оконцем, зато с тазом для мытья, кроватью, сколоченной из ящиков, столиком из них же и зеркалом на подоконнике. Тогда Фима впервые увидела себя и содрогнулась. На нее смотрели глаза отца. Пустые, почти мертвые. Лицо похудело, обгорело. На скуле синяк, есть заживающие ранки. Фима открыла рот. Двух зубов нет – выбили. Хорошо, не спереди.

Рана заживала прекрасно. Шрам после нее останется небольшой. Спасибо вонючему вареву лекаря.

Фима обтерлась губкой, подмылась аккуратно (влагалище все еще болело), облачилась в традиционную одежду мусульманок. Ее выдали специально, чтобы бойцы не возбуждались, глядя на Фиму. На ее тело, волосы. Золотые косы привлекали их особенно. В России такой цвет считался невзрачным. Его сравнивали с прелым сеном. А тут – с драгоценным металлом.

Через несколько часов за Серафимой пришли. Она думала, ее поведут к Мухтару, но нет. Встречал ее другой мужчина. С испещренным шрамами лицом и черной повязкой на глазу.

– Я Хазбула, буду учить тебя метко стрелять, – сказал он.

– А ты умеешь? – засомневалась Фима.

– Даже с одним глазом. Но скоро и он потухнет. Снайперскую винтовку в руках держала? – Она покачала головой. – Стрельбой занималась? – Тот же безмолвный ответ. – В тире хотя бы стреляла?

– Нет.

– Вы кого мне привели? – крикнул он провожатому, что удалялся с места встречи.

– Если она безнадежна – пристрели. Это приказ Мухтара.