Тревожное эхо пустыни

С Хушкалем Фима была счастлива. Пусть и недолго. Но надежда на будущее у нее была только с ним. Оба верили, что все скоро закончится, Афганистан снова станет цивилизованным государством, они поженятся и будут жить душа в душу. Фима могла бы преподавать в школе русский язык или стать медсестрой. Первую помощь она умела оказывать. И не только обрабатывать раны, перевязывать, ставить уколы, но и вскрывать гнойники, делать массаж сердца, а также трахеотомию – туберкулезники часто задыхались, Фима научилась рассекать трахею и вставлять трубку. Пожалуй, она принесла бы больше пользы, чем местный фельдшер. А если бы еще поучилась! Хушкаль говорил, что до прихода талибов к власти женщины в Афганистане имели равные права с мужчинами. Они получали образование, ходили с непокрытыми головами… Даже курили! Но это он не одобрял.

К счастью, Фима была лишена вредных привычек. Никакого никотина, изредка два бокала вина, а не спирт или самогон, что употребляли все. И она ни с кем не спала. Была чистой. Такой хотела остаться до свадьбы, но…

На поселок напали. Советская армия отбила врагов. Многие погибли. Жертвы были с обеих сторон, но раненые моджахеды ушли. Даже те, кто этого не мог сделать физически, скрылись. Как оказалось, их спрятал в подвале музея Хушкаль. Он хотел как лучше. Спасти людей, и только. Своих сородичей. Он был историком, поэтом, педагогом, а не солдатом или политиком. Но окрепшие моджахеды так просто не ушли из поселка. Они убили часовых, забрали их оружие и подожгли продуктовый склад. Хушкаль пытался остановить их, но его долбанули прикладом по голове. Идет война, тут не до сантиментов. Помог, спасибо, а теперь не мешай.

Через сутки Хушкаля расстреляли советские солдаты. Фима готова была грудью закрыть его, но подруги заперли ее, чтобы спасти. Хватит того, что она ходила к начальнику гарнизона, просила за него. Чуть под трибунал не попала за это. И Фиму изолировали. Естественно, для ее же блага. Но она видела из окна, как расстреливают ее любимого.

Она выла, кидалась на решетки, грызла их. Бесновалась… Прорвавшись, изрыгала пламя!

Но все в своем воображении. Если бы Фима имела силы, она спалила бы дотла весь поселок, чтобы спасти Хушкаля. Она представляла себя драконом. Она – человек примитивный, без фантазии.

Подруги нашли ее без сознания. Отнесли в лазарет. Там она быстро оклемалась и осталась. Раненых все прибавлялось, и лишние руки были кстати. С медбригадой Фима вскоре отправилась в зону боевых действий. В штабе ей места не было – запятнала себя связью с врагом. Да и она не могла смотреть на тех, кто отдал приказ расстрелять Хушкаля, и улыбаться им, пусть и натянуто.

Она выносила из боя раненых. Оказывала им первую помощь. Крепкая, выносливая, она могла тащить крупного мужика вместе с обмундированием десятки метров. Кто-то умирал на ее руках. Другие выживали, но она никого не навещала в лазарете. Все свободное время Фима проводила за чтением стихов Ахмед-хана Дури. Некоторые учила наизусть. Благодаря им она будто связывалась с Хушкалем. Чтобы ощущать его вечное присутствие рядом, Фима набила татуировку со строчкой из поэмы о любви. В переводе она означала: «Мы вместе собирались улететь за горизонт, но тебе перебили крылья, а мои опустились сами…» На пушту фраза звучала очень красиво и отражала то, что чувствовала Фима в тот момент.

Наколка едва успела зажить, когда их часть попала под шквальный обстрел. Это была настоящая бойня. Фима была ранена, когда попыталась оказать помощь первому солдату. Пуля попала в плечо. Прошла навылет, но продырявила хорошо. Кровь фонтаном брызнула. Из-за быстрой потери ее Фима и отключилась. А когда очнулась, оказалось, что она в плену.

Их было несколько человек. Мужчин в итоге расстреляли, а двух женщин оставили в живых. Фиму и Раю. Каждую изнасиловало по нескольку десятков человек. Сначала жестоко. А когда те перестали сопротивляться, просто отдали их бойцам, чтобы те порадовались. Это был конвейер. Девушки лежали на пропитанных потом и спермой матрасах с раздвинутыми ногами, а за дверью стояла очередь. Она быстро двигалась, ведь каждому выделялось не больше десяти минут. Рая быстро сдалась. Она вцепилась в шею одного из насильников… Вгрызлась как бультерьер, чтобы ее наверняка убили. Умерла с куском плоти во рту. И забрала за собой «клиента».

А Фиме хотелось жить. Поэтому, когда ей велели расстрелять пленного, она согласилась. Моджахеды были обкурены. Трахать пленницу не хотели, потому что она потеряла товарный вид, была вся в синяках, ссадинах, трещинах на влагалище. Она воняла. Ее рана гноилась. Уж лучше ослицу поиметь, чем такую бабу. Фиме дали ружье с одним патроном. Сказали: убьешь с одного выстрела, дадим помыться, поесть и наложим на рану лечебную мазь.

Вывели пленника. Фиму взяли на мушку. Кто-то из мужчин сказал:

– Она выстрелит в себя.

– Ни за что. Эта сука будет до последнего терпеть.

– Давай заключим пари?

– Согласен. Ставка – кинжал. – Тот был красивым, с гравировкой. Его сняли с пояса русского офицера и никак не могли решить, кому достанется.