Тревожное эхо пустыни

Но вдовица стать женой кузнеца не пожелала. До тела допускала, ночевать оставляла, сытным завтраком кормила, но после выпроваживала. Когда же сын из армии вернулся, запретила на пороге появляться. Отец девочек решил, что та ждет от него предложения руки и сердца, и пришел свататься, да получил отлуп:

– Чтоб я за тебя пошла? Да никогда!

– Это из-за дочек моих?

– При чем тут они? Ты негодный муж. Трахарь хороший. Сильный, свирепый. Таких тигров у меня еще не было. Кости хрустели, синяки не успевали заживать, нутро рвалось, а сладость была мне от этого. Но жить с таким мужиком, как ты, ни одна нормальная баба не согласится.

– Ох, договоришься… – И насупил брови, став реально похожим на тигра.

– Я тебя не боюсь, – фыркнула вдовица. – Тем более сейчас, когда сын мой со мной. Он в ВДВ служил. Кадык тебе за мать вырвет. Иди прочь. И больше не являйся.

Тогда отец, как ни странно, немного притих. Вряд ли испугался десантника, просто понял, что больше не найдет себе женщины. А как без нее в сорок с небольшим?

А тем временем прошел год. Еще одна сестра упорхнула. А это значит, каждой из оставшихся приходилось на себя принимать больше отцовского гнева. Даже Василине доставалось, хотя раньше он ее не бил, только унижал. Не хотел прикасаться к уродке, брезговал.

– Давайте его уморим, – предложила она однажды. – Закроем в бане, чтоб угорел.

– Откачают, – тяжко вздохнула Фима.

– Тогда утопим в реке.

– Не справимся.

– Отравим.

– Чем?

– Поганками.

– Пару раз пронесет, и все. Он же здоровый, как бык.

– Значит, так и будем терпеть?

– Придется.

– Вам хорошо говорить, вы большие. А мне с ним оставаться до смерти?

– Проси Шурку. Пусть тебя забирает. Она работает, имеет свою комнату в общаге.

– Я писала ей. Она не ответила. – И заплакала. Но Васю никто не успокоил. Не принято было.

Позже, когда Фима узнала больше людей, в том числе из многодетных и неблагополучных семей, она удивилась тому, что они не такие. Сострадательные, готовые помочь не только своим – чужим. А какие ласковые! Целуются, обнимаются, под руки берут друг друга, нежно треплют по волосам, за уши дерут в день рождения… лещей выписывают не оскорбительных, а игривых. Сестры могут за ручки ходить. Братья в обнимку. Шушукаться о чем-то. Вспоминать немногие счастливые моменты детства. Фима Сивохина забыла их все. Или их и не было вовсе? Как и близости между членами семьи. Тиран-отец, мать-рохля, они оба не любили ни друг друга, ни своих дочерей. Первый хотел сына, вторая – ему угодить. Девочек не только не ласкали, даже не хвалили, а ведь они были хорошими, и учились неплохо, и по хозяйству все делали. Только одна из пятерых, средняя, семью опозорила. В четырнадцать пошла по рукам, а чтобы отец не убил ее за это, сбежала из деревни с каким-то вором. Обрела свободу раньше срока. Но и умерла тоже. Сразу после Василисы. Девочка утопилась в реке. В том самом месте, где они купались в день смерти матери. А через полгода пришло известие о гибели средней. Убили ее.

Отец не хотел оставаться в одиночестве, поэтому не отпускал Фиму в город. Запрещал ей школу посещать, чтоб она не получила аттестата. Но та ответила:

– Меня это не остановит! Доучусь в вечерней. – И впервые дала ему отпор.

Побил отец ее тогда знатно. А потом запер в доме. Фима сделала вид, что все поняла и смирилась. Сказала, что устроится на ферму работать. Будет, как и мать, коров доить. А когда бдительность его усыпила, сбежала-таки из дому.

Больше она отца не видела. Но узнала через много лет, что он прожил долгую жизнь. До последнего работал. Вел себя тихо. Как будто умиротворился, оставшись в одиночестве.

Глава 2

Два года спустя…

Фима работала секретарем-машинисткой на заводе, жила с тремя соседками в комнате, выделенной им предприятием. Она получила только аттестат о начальном образовании и окончила трехмесячные курсы. На первое время этого было достаточно. Но Фиме хотелось получить медицинское образование и съехать в отдельное помещение. Пусть крохотное. Всю жизнь делила кров с сестрами и теперь продолжает делать это, но уже с чужими людьми. Впрочем, особого различия она не видела. Ей не нравились ни те ни другие. Как и стучать по клавишам. Но в медучилище она поступить не смогла.

Как-то ее направили в медсанчасть завода в помощь их штатной машинистке. Фиме понравилось там. И захотелось остаться. Недолго думая, она подставила коллегу. Знала, что та попивает, сперла спирт в процедурном и подкинула ей. Пузырек в сумку, другой в стол, а третий вылила в кофе. После этого отправилась ябедничать главврачу. Воришку тут же уволили, списав на нее все недостачу, и Фима заняла ее место.

Мучили ли ее угрызения совести? Вовсе нет. Не пила бы машинистка на работе, никто бы до нее не докопался.

Фима завела знакомство с врачами и медсестрами. Стала своей. Любила помогать всем по малости. Ей даже халат выдали и шапочку. Все знали, что она хочет еще раз попробовать поступить в медучилище, поэтому делились знаниями, показывали, как уколы ставить, раны зашивать, брать анализы. Но это Фиме не помогло, она вновь провалила экзамены.