Тревожное эхо пустыни

– Ты что, мой номер не записал? – брюзгливо проговорил мужчина на том конце провода. Хома! И как будто пьяный. Слова он днем выговаривал более четко.

– Простите, я просто задремал. Слушаю вас.

– Я кое-что вспомнил. Один важный факт о Фатиме. Он точно поможет тебе.

– Слушаю.

– Я сейчас не в том состоянии… – Он икнул. – Устал, понимаешь?

– Конечно, – быстро согласился с ним Димон.

– Да и не телефонный это разговор. Давай завтра встретимся? Приедешь утром?

– Во сколько нужно?

– Часиков в десять.

– Договорились.

– Ты обалдеешь, парень…

– От чего?

– Фатима жива. И она тут, в Сочи.

– Вы серьезно?

– А? Что? – послышалось после паузы. Хома, по всей видимости, потерял нить разговора. – Ты кто?

– Дима Правдин. Журналист. Мы завтра с вами встречаемся.

– Да-да… Пока.

И отключился.

Что это было? Пьяный бред? Скорее всего. Фатима-Шайтан в Сочи? Это стало бы просто необъяснимым стечением обстоятельств. Да и Хома, пока был трезв, ничего стоящего не смог припомнить…

И все равно Правдин завтра поедет к афганцам. А сейчас отправится в душ. После него спится лучше.

Часть вторая

Глава 1

Прошлое…

Фима была четвертой дочкой в семье. Предпоследней. Отец, мечтавший о сыне, не давал своей супруге продыху. Она рожала каждые полтора-два года, но на свет появлялись лишь девчонки. На Фиме женщина хотела остановиться, даже тайно сходила на аборт, когда узнала, что забеременела, однако муж не отставал. Он требовал наследника. Говорил, будешь рожать, пока он у меня не появится. Был властным, недобрым и очень сильным. В кузнице трудился. А мама дояркой на ферме. Маленькая, пухленькая, розовощекая. В отличие от мужа веселая, легкая. Петь любила, хохотала звонко. Но Фима ее такой не застала – старшая сестра рассказывала об этом. А последыши ее помнили грустной, измученной, запуганной женщиной. Не пышной и румяной, скорее болезненно-толстой. Под давлением мужа она родила пятого ребенка. И все говорило о том, что будет пацан, а на свет появилась еще одна девочка. Ее из матери тащили клещами. Этим самым и голову ребенку деформировали, и роженицу порвали так, что пришлось удалять матку. В итоге отец получил неспособную подарить долгожданного наследника жену и еще одну дочь, которую еще и замуж не выдашь.

Тогда он совсем лютым стал. Бил баб своих. Гонял. И все это делал по трезвости. Если выпивал, то спать ложился, и в семье наступал временный мир. Жаль, кузнец не часто к рюмке прикладывался.

А мама все толще становилась. В тридцать пять перестала с кровати вставать. Ее ноги опухли и посинели. Одну ампутировали через какое-то время. Но это оказалось к лучшему. Пока мать в больнице лежала, ее обследовали, прописали выравнивающие гормональный фон лекарства. И, как многодетную мать, снабдили ими бесплатно. Похудев немного, женщина начала двигаться, пусть и с костылями. Могла бы протез получить, да не захотела. На работу не нужно, пенсию по инвалидности назначили, а на кухне да в бане, где постирушки устраивались, и без него нормально. Ногу ниже колена ампутировали, и можно на табурет им опереться. В их доме они были везде расставлены, и все с мягкими сиденьями.

Она бойкой начала становиться. Деятельной. Петь не пела, смеялась мало, но улыбалась. Хозяйство организовывала. И удары мужа на себя принимала, чтобы дочерям меньше доставалось. Умерла она, не дожив до сорока лет двух месяцев. Летом. Девочки на речку ушли купаться. Вчетвером – старшая Шурка уехала в город учиться на швею и всего раз домой приехала. Фиме одиннадцать, младшенькой, Василине (ждали Василия), пять. Погода стояла дивная, и они резвились в воде с полудня до пяти вечера. Обгорели все, проголодались. Но все тянули с возвращением домой. Что там хорошего? Отец уже с работы пришел и ждет, чтобы на ком-то злость выместить. Маме уже досталась пара оплеух, это точно. Но этого же мало! Пар не выпущен.

Девочки еще побыли бы на реке, им не часто выпадала такая возможность, чтоб и все свободны, и погода хорошая, и мама себя чувствует бодрой, но Василина с голодухи наелась каких-то стручков. Думала, это мелкий горох, а оказалось – семена луговых цветов. С них у малышки скрутило живот, и сестры повели ее домой. По пути она обделалась. Шла, воняя и плача. Просилась на ручки, путь был довольно дальний, но никто не хотел ее брать. В их семье все были друг с другом строги. Ваську сколько раз ругали за то, что она всякую дрянь в рот тащит, но та продолжает это делать. Раз так, пусть теперь мучается. Может, станет умнее.