Тревожное эхо пустыни

Захандрить ей не дал врач-рентгенолог. Пожилой мужчина, уже пенсионер. Сказал, может устроить ее санитаркой в тубдиспансер.

– Без образования? – удивилась она.

– Туда мало кто идет. Сама понимаешь, какая работа опасная и противная. Можешь заразиться, по башке получить (большинство пациентов – откинувшиеся зэки). Тебе придется убирать кровавую мокроту, харчки. И если врачи и медсестры получают надбавки, то санитарки только талоны на молоко.

– Тогда зачем мне это место?

– Во-первых, тебе выделят отдельную комнату в общежитии, во-вторых, получишь опыт, в-третьих, льготы для поступления в училище. Зарекомендуешь себя хорошо (в чем я не сомневаюсь), направление дадут. С ним без экзаменов зачисляют на курс.

Больше Фима не сомневалась. Она уволилась с завода и начала работать в диспансере.

Первые два месяца ей казалось, что она в аду. Засыпала с мыслью, что завтра она уволится. Плевать на комнату, льготы при поступлении, а тем более молочные талоны. Но Фима смогла выстоять. Во многом благодаря одному из пациентов. Это был милый юноша, худой до прозрачности, начитанный, интеллигентный. Он подцепил страшную болезнь не в тюрьме. Заразился от голубей, которых разводил. И такое было возможно!

Оба знали, он не жилец, и отдавали друг другу все, что могли. Фима ухаживала за голубятником, защищала его от враждебно настроенных пациентов, выпрашивала у доктора дополнительную дозу лекарства, а он погружал ее в свой мир доброты и гармонии. Он пересказывал ей книги, которые читал, описывал картины, что ему полюбились, напевал песни. Он рассказывал о людях, животных, птицах, к которым прикипел душой. Парень брал Фиму за руку, подводил к окну и показывал на изморозь на них.

– Ты видишь эту красоту? – спрашивал он. – Какие узоры… Вот оно, настоящее искусство!

Она не видела. А думала о том, что рамы надо проконопатить.

Парень умирал, и оба об этом знали. Болезнь быстро прогрессировала. Лютые урки боролись с ней. Одной лишь силой воли если не побеждали, то сдерживали ее. Смерть пасовала перед ними, но подступала к голубятнику. К этому чистому, доброму человеку, что мухи не обидел. Она подослала своего бойца через птицу, чтобы забрать с собой парня уже через полтора года.

Фима полюбила его. Чувство пришло через жалость, но, если бы голубятник выжил, она стала бы ему верной женой. И все же, зная исход, она отдалась ему. Захотела, чтоб он умер не мальчиком – мужчиной. И своей девственности лишилась с любимым. То был неуклюжий, сумбурный, быстрый секс. Как потом оказалось, после него Фима так и осталась девушкой. Но акт свершился, оба были этому рады. Особенно голубятник. Он не понял, что не попал куда нужно, зато умер, думая, что стал мужчиной. А случилось это уже на следующий день.

После похорон Фима поняла две вещи. Первая: она не хочет в медицину. Какой от нее прок, если она не спасает достойнейших? Вторая: нужно выходить замуж. В мире много мужчин, не все они похожи на отца. Есть нежные, добрые, способные видеть красоту в морозных узорах на окнах. Таким сложно выживать в этом суровом мире, но, если рядом будет Фима, пара получится идеальной.

Из тубдиспансера она уволилась. Но на завод не вернулась. Устроилась секретарем в военкомат. Зарплата крохотная, общага тесная, зато сколько мужчин вокруг!

Фима не мечтала о полковнике, даже младшем лейтенанте. Ей хотелось познакомиться с забракованным солдатиком. Тихим, нежным, пусть больным, но не смертельно. Ей нравились худенькие, бледные, безволосые. Антиподы ее великана отца с могучей косматой грудью, покрытыми шрамами ручищами, бычьей шеей и холодными голубыми глазами. Они казались мертвыми, но оживали, когда он давал волю своему гневу.

Но Фиме не везло. Если она и знакомилась с ребятами, что оказывались ей по душе, то либо она им не нравилась, либо их мамам (большая половина из тех парней были привязаны к родительским юбкам). Многие оказывались не такими добряками, как на первый взгляд. Их обижали все детство и юность, и парни таили в себе злобу. И тоже выплескивали гнев. Но только на тех, кто еще слабее их. Отец, надо сказать, руку поднимал не только на женщин. Просто он не видел разницы между ними и мужиками, что его бесили. Слабая девочка или бугай, ему было все равно. Он кидался на всех. А тихони были избирательны. Фиме даже пришлось одному надавать по щекам за то, что на нее замахнулся. Думал, пухленькая, мягонькая, скромная сиротка, что не даст отпора…

Не угадал!