Тревожное счастье

Они остановились на песчаном пригорке, чтоб перевести дыхание. Даник знал: партизан (а он не сомневался, что Петро партизан) не пойдет среди бела дня по открытому месту. Но все же внимательно огляделся вокруг. Луг — не поле. Озерца, ямы, кустарник, рвы перерезают его вдоль и поперек. Есть где укрыться.

Возможно, от ощущения простора стало легче дышать.

Вдруг Даник притянул Сашу за руку.

— Вон!.. Видишь? На пригорке, где три дуба… Видишь?

Блеск росы слепил глаза, и Саша не сразу разглядела фигуру человека, медленно идущего к реке.

Кажется, до этой минуты она еще не чувствовала во всей полноте, что Петя так близко. И сомнение, возникшее недавно, все еще жило где-то в глубине души. А увидела далекую фигуру — и мгновенно, всем существом ощутила: он, Петя, здесь, наяву, а не во сне, живой, здоровый. Они с Даником побежали еще шибче. Не разуваясь, перешли вброд протоку, пробирались сквозь колючие мокрые кусты, обдирая лицо и руки. Когда Саша отставала, Даник торопил ее:

— Скорее, Сашок! Скорее. Если его ждут на берегу с лодкой… они не станут мешкать… Ищи их тогда в заречных болотах, что ветра в поле!

Петин след! Только бы захватить его на этом берегу! Может, снова окликнуть? Но река — вот она, уже блестит широким плесом в лучах утреннего солнца.

Одиноко склонился столб сигнального фонаря. Нет бакенщиков, не загораются по вечерам огни, не вздымают волн пароходы. Год назад замерла тут жизнь. Только река по-прежнему несет свои воды, и ничто не может остановить ее вечного бега.

Саша и Даник добежали до песчаного берега, куда вел след. И вдруг Саша точно споткнулась, схватилась руками за пустоту и так застыла, обессиленная, побледневшая.

Внизу, у воды, на отмытом черном дубовом кряже сидел Алексей Софронович и степенно, не торопясь, мурлыча что-то под нос, разматывал удочки.

Когда первое разочарование миновало, брат и сестра поглядели друг на друга, как бы спрашивая: что делать? Спрятаться, незаметно повернуть назад или подойти к дядьке Алексею? Как объяснить свое появление здесь?

— Надо рассказать всю правду. Старик должен знать все, — прошептал Даник.

Саша молча согласилась. Даник кашлянул. Алексей Софронович, как говорится, и ухом не повел, он следовал правилу: служителю божию не страшно ничто земное, никакая неожиданность не может его испугать, смутить, вывести из душевного равновесия. Он закинул удочку, воткнул удилище в глинистый грунт и только тогда не спеша обернулся, чтоб поглядеть, кто это кашлянул за его спиной. Но когда увидел Даника и Сашу — куда девалось его спокойствие! Уронил банку с червями, полез по глинистому склону им навстречу.

— Что случилось, дети? Почему вы здесь? Боже мой! — и схватился рукой за сердце. — Несчастье?

Даник понял, о чем подумал старик, и поспешил его успокоить:

— Нет, дядька Алексей, ничего страшного не случилось. На рассвете приходил Петро. Настоящий. Сашин муж. Увидел во дворе Владимира Ивановича, ударил его по лицу и убежал в лес… Мы его ищем. Следы вели на луг. С Халимоновой горы мы увидели вас и подумали, что это он за реку отходит…

Кузнец опустился на влажную траву, свесил ноги с обрыва, утер рукавом холщовой рубахи вспотевшую лысину.

— Напугали вы меня. Садитесь отдохните. У вас такой вид…

Они присели рядом.

Алексей Софронович взял Сашу за руку.

— Вся дрожишь, отроковица. Они что, знали друг друга?

— Встречались раза два.

— Не сильна, значит, вера его в тебя, у Петра твоего. Молод. Но ничего, есть любовь — будет вера. Все в свое время! А ты, Александра, радуйся, что жив он, твой благоверный. И коли так пришел, то не только жив, но и духом крепок и сердцем чист… Мало тебе этой радости? Не пожелай сразу многого!..

Река расплылась в безбрежное море, два длинных и узких солнца заколыхались в воде, и белая тучка странно закачалась, сместилась — весь мир переломили горячие слезы. Наполнили, затуманили глаза и застыли — не брызнули, не покатились по щекам. Но легче стало на сердце! Сквозь слезы Саша посмотрела на дядьку Алексея, доброго, умного, рассудительного, и виновато улыбнулась. Он ласково погладил ее шершавую от жестких мозолей руку. Саша подумала: «Правда. Я год не знала, где Петя, что с ним. А теперь известно, что он жив, здесь, с нами… Разве мало этой радости?..» Она только сейчас ощутила тепло солнечных лучей, увидела, как на глади реки ныряет пробковый поплавок.

— А-а, клюет! — совсем по-детски обрадовался Старик и на спине съехал с обрыва к воде, схватил удилище. Сверкнул на солнце трепещущий кусочек серебра.

Поблуждав еще немного по лесу и лугу, Даник и Саша, усталые, вернулись домой. На огороде их встретила Поля. Лялькевич все ей рассказал. По Сашиному виду Поля не поняла, нашли они Петра или не нашли. Спросила взглядом — так разговаривать приучила подпольная жизнь:

«Видели?»

«Нет», — склонила голову Саша.