Тревожное счастье

Ленка, играя на лугу с детьми, наелась каких-то сладких корешков, и ей там же стало дурно: отравилась. Саша была на обходе больных, в соседней деревне. Панас Громыка привез ее чуть живую от страха за девочку. Саша три ночи не сомкнула глаз, у нее дрожали руки, начался нервный тик. Когда же малышка поднялась, мать боялась и на минуту оставить ее без присмотра. Пришлось перенести обход больных на вечер, когда с дочкой мог оставаться отец. Но главное, для того чтоб ребенок оправился после болезни, надо было кормить получше, тогда он не будет совать в рот всякие корешки. А чем? Даже за деньги негде было купить, не у кого занять. Кланяться таким, как Копыл или Листик? О, как это тяжело!

— Пойду домой, к Поле. Даже если своего нет, займет у соседей, — сказала Саша, когда они снова прожились до того, что в доме не осталось ни картофелинки, ни крупинки.

До отцовской деревни километров сорок, по глухой дороге, через болота и леса. И Петру стало страшно отпускать ее в такую даль. Удивительное дело! Ведь было же — вокруг стояли враги, и она, партизанка, шла на связь в Гомель, в далекие разведки, а он, раненный, оставался в госпитале и, кажется, меньше боялся за нее. Тогда обоих их — и его и малышку — опекала Мария Сергеевна, и Ленка называла папой ее, а не его; впрочем, никто не мог установить, произносила она «папа» или «баба», и среди партизан возникали целые дискуссии на этот счет.

Нет, тогда он боялся за Сашу не меньше, но по-иному, другой это был страх. Это вообще трудно объяснить: тогда и сам он ходил по местам, где стояли немецкие полицейские гарнизоны, и не испытывал особенного страха, а теперь возвращается иногда поздно с собрания из Понизовья и озирается на кусты у речки. Стыдно сознаться.

— Не надо тебе ходить, Сашок. Лучше я…

— Какой толк, что ты пойдешь? Что ты им скажешь? Я же знаю: ни о чем ты не сумеешь рассказать, как мы тут… Ну, попотчуют тебя, дадут какого-нибудь гостинца… Да если б не Ленка, разве я пошла бы! Мне даже у Поли нелегко просить… Да и нет у них там лишнего.

Вышла она в субботу, когда у Петра кончились уроки, с тем чтобы вернуться назавтра, в воскресенье. Не так-то легко было оставить дом. Пока раздобыла им еды на два дня, сготовила. И ничего не хотела брать с собой в дорогу, чтоб Петру с Ленкой больше осталось. Пришлось с ней ссориться. А потом по сто раз повторила наказы и Ленке и ему:

— Леночка, к речке — ни-ни. Ни с кем. Ни с Галькой, ни с Танькой. Не пойдешь?

— Нет.

— Будешь все время с папой. Вместе ходите, вместе играйте…

— В жмурки?

— Во что хотите. Только вместе. Будешь слушать папу. Будешь все есть, что он скажет. И никуда-никуда без него… ни в парк, ни на луг, ни в школу.

— К тете Гаше хочу.

— О боже! Невозможно перечислить всего, что тебе нельзя. И к тете Гаше можно только с папой. А лучше не ходите. Неловко. — Это уже Петру. — Петя! Ни на минуту не спускай с нее глаз. А то она обещает и тут же забывает…

— Забываю не!

— О, «не» мое милое! Дай-ка я поцелую тебя еще разок. Будь умненькой, хорошей, и я принесу тебе от тети Поли всего-всего вкусного-превкусного.

— И сыру?

— И сыру, и яиц, и меду. Пойду к дяде Пимену и попрошу хоть чашечку меда.

— Знаю. Это что пчелки приносят.

— Все ты знаешь из книжек да сказок. Петя! В сельсовете не засиживайся. А то станешь девчатам мифы свои рассказывать и забудешь о ребенке.

— Не так уж часто я рассказываю!

— Вообще ты любишь покрасоваться перед бабами. Есть за тобой грех.

— Придумаешь бог знает что. К чему мне красоваться перед ними? Нужны они мне!

— Ты — славный. Я верю тебе. Ведите себя хорошенько. Не бойтесь за меня. Не впервой! Я завтра постараюсь пораньше выйти, чтоб прийти не поздно. У меня все-таки узел будет, думаю, нелегкий.

— Не слишком нагружайся. Не близкий свет. Мы будем тебя встречать. В Понизовье. Ладно?

— Далеко не заходите. А то потом придется ее нести. Устанет наша маленькая.

— Я маленькая не. Я большая!

— Большая, большая. Ох, эта мама. Не понимает, кто маленький, кто большой.

— Для меня вы оба маленькие. Иду, а душа не на месте.

— А как же в партизанах? Скоро мы привыкли к мирной жизни. К спокойной. И чтоб всегда вместе…

— Наверное, потому, что это нормальное состояние человека, его счастье. Не хочу я больше в партизаны! Нет! Пусть будут любые трудности, только бы жить вот так, вместе. Однако пора. Пойду. Путь и правда не близкий.