Читаем Тревожные люди полностью

С того момента, как грабитель переступил порог, Зара пыталась ни о чем не думать. Вообще-то она постоянно избегала это делать; когда десять лет несешь свою боль, главное – овладеть этим навыком: не думать. Но теперь, при виде одинокой женщины с пистолетом в руке, что-то пробилось сквозь толстый панцирь. Вспомнился кабинет психолога и картина с женщиной на мосту; вспомнилось, как психолог, глядя на Зару, сказала: «Знаете, Зара, самое странное в страхе то, что мы пытаемся избавиться от хаоса с помощью хаоса. Оказавшись в отчаянном положении, мы не отступаем, а продолжаем двигаться вперед с еще большей скоростью. Мы строим свою жизнь на том месте, где другие разбились о стенку. Чем ближе к этой стенке мы сами, тем больше надеемся пройти сквозь нее. Чем она ближе, тем упрямее мы верим, что придут самые невероятные решения и чудесным образом спасут ситуацию, тогда как те, кто наблюдает за нами со стороны, ждут… удара».

Зара обвела кабинет взглядом и не увидела на стенах ни одного диплома о престижном образовании – как ни странно, настоящие обладатели этих дипломов хранят их в ящике письменного стола.

Зара спросила без тени презрения:

– Вы изучали разные теории устройства психики?

– Я изучила сотни теорий, – сказала психолог.

– В какую из них вы поверили?

– В ту, что гласит: если падаешь давно, то перестаешь видеть разницу между падением и полетом.

Зара гнала от себя все мысли, но эта все же пробилась наружу. Поэтому, стоя в прихожей, она накрыла руку грабителя своей рукой и сказала то, что женщина в ее положении может сказать преступнице на грани отчаяния. Всего лишь три слова:

– Не делайте глупостей.

Женщина посмотрела на нее глазами полными слез, в груди было пусто. Она не стала делать глупостей. И даже слегка улыбнулась. Этот миг явился неожиданным для них обеих. Зара повернулась и быстро зашагала к балкону, чувствуя что-то вроде отчаяния. Она достала из сумки наушники, вставила в уши и закрыла глаза.

Некоторое время спустя она первый раз в жизни ела пиццу. «Капричозу». Это тоже было весьма неожиданно. Ей понравилось.

Глава 49

Джек на ходу выпрыгнул из машины. Ворвавшись в участок, он помчался к комнате для допросов, где сидела риелтор, и рванул дверь с такой силой, что ударил себя точно по шишке на лбу. Джим, запыхавшись, бежал за ним следом, пытаясь успокоить сына, но это было бесполезно.

– Респект! Как дел… – завела было свою пластинку риелторша, но Джек гаркнул во все горло:

– Теперь я знаю, кто вы!!!

– Я не понимаю, о чем вы… – задохнулась риелторша.

– Джек, – пыхтя, попросил Джим и остановился на пороге, – успокойся, пожалуйста.

– Это вы!!! – Успокаиваться Джек вовсе не собирался.

– Я? – удивилась риелторша и, встретившись взглядом с Джеком, с облегчением и благодарностью отметила, что поблизости нет увесистого телефонного справочника.

Глаза Джека светились триумфом. Прислонившись к столу, он победоносно сжал в воздухе кулаки и прошипел:

– И как я только сразу не догадался? Никакого риелтора не было! Грабитель – это вы!

Глава 50

Каким надо быть идиотом, чтобы с самого начала не догадаться! Возможно, все дело в маме. Она хоть и сплачивала их с отцом, но иногда отвлекала от дела, а сегодня прямо поселилась в мыслях Джека и ни на мгновение не покидала их. После смерти она оставалась такой же несговорчивой, как и при жизни, – может, и был на свете более строптивый пастор, чем она, но уж точно один, черт побери, не больше. При жизни она вечно со всеми вздорила, а чаще всех, пожалуй, с сыном, и после смерти не угомонилась. Ведь самые бурные баталии у нас вспыхивают не с тем, кто на нас совершенно не похож, а совсем наоборот.

Она часто срывалась с места, когда в мире случались катаклизмы и миссии по спасению потерпевших скликали добровольцев. За это ее критиковали и в церкви, и в миру: одни за недостаток веры, другие – за избыток. Одни считали, что она вообще не должна помогать, другие – что должна, но в другом месте. Тому, кто сам ничего не делает, легко критиковать тех, кто пытается помочь. Однажды, угодив в разгар вооруженного мятежа на другом конце земли, она попыталась спасти истекающую кровью женщину, но в суматохе ее саму пырнули ножом в руку. Уже в больнице она раздобыла телефон и позвонила домой. Джим смотрел новости и ждал. Он терпеливо выслушал ее, как всегда, с радостью и облегчением оттого, что она жива, но когда Джек понял, что произошло, и дорвался до телефона, то заорал так, что телефон завибрировал: «Какого черта ты там забыла? Зачем надо рисковать жизнью? ПОЧЕМУ ТЫ НЕ ДУМАЕШЬ О СВОЕЙ СЕМЬЕ?!!»

Мама поняла, что сын кричит потому, что боится и переживает за нее, поэтому ответила как всегда: «В гавани кораблю спокойнее, но не для того он строился».

На это Джек ответил словами, о которых сразу же пожалел: «Думаешь, Бог защитит тебя от ножа только потому, что ты пастор?»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза прочее / Проза / Современная русская и зарубежная проза