Тревожные люди

Джек плюхнулся на диван, а Джим приземлился рядом так, словно его толкнули. Джек достал свою сумку, извлек оттуда протоколы допросов и, не говоря ни слова, разложил их на диване. Он еще раз перечитал все протоколы. Отложив последнюю страницу, он стал методично жевать язык, потому что у Джека стресс сидел там.

– Я идиот, – сказал Джек.

– Почему? – удивился Джим.

– Черт. Так-растак твою мать… я ИДИОТ! Пап, сколько людей находилось в квартире?

– Ты имеешь в виду покупателей?

– Нет, всего. Сколько всего людей находилось в квартире?

Джим стал с понимающим видом нести все, что приходит в голову:

– Так-так, давай посчитаем… семь покупателей. Или… н-да… Ру и Юллан, Рогер и Анна-Лена, Эстель – все, кто интересовался покупкой квартиры.

– То есть пять человек, – нетерпеливо кивнул Джек.

– Да, пять. Точно. Плюс Зара, которая непонятно что там делала. Леннарт, которого наняла Анна-Лена. Итого… раз, два, три, четыре, пять…

– Всего семь! – кивнул Джек.

– Плюс преступник, – прибавил Джим.

– Правильно. Плюс… риелтор.

– Плюс агент. Итого девять человек! – подытожил Джим, окрыленный своими математическими способностями.

– Пап, ты уверен? – вздохнул Джек.

Он долго смотрел на отца в ожидании, что тот поймет, но этого не случилось. Папа молчал. На Джека уставились два непонимающих глаза с выражением, знакомым с детства: так бывало уже много-много раз, когда они вместе смотрели фильм и в финале Джеку приходилось объяснять Джиму: «Пап, ну ты чего, этот лысый умер. Поэтому его мог видеть только маленький мальчик!» В ответ папа кричал: «Он что, был привидением? Как такое возможно? Мы ж его видели!»

А она – мать Джека и жена Джима – смеялась, боже, как она хохотала. Им так ее не хватало. Они до сих пор, быть может, понимают друг друга только благодаря ей, несмотря на то что ее больше нет.

После ее смерти Джим быстро состарился, сник и даже дышать стал не так глубоко, как раньше. В ту ночь, что он провел в больнице, жизнь предстала ему черной прорубью – руки разжались и отпустили острый ледяной край, он скользнул в темноту где-то внутри себя и в ярости прошептал Джеку: «Я пытался разговаривать с Богом, правда пытался, но что это за Бог такой, который допустил, чтобы пастор заболел такой болезнью? Она ничего, кроме добра, никогда не делала, что это за Бог такой, который послал ей эту болезнь?!»

Тогда Джек не смог ответить на этот вопрос. Не смог и потом. В ту ночь он молча сидел в приемном покое и обнимал папу до тех пор, пока их слезы не перемешались. На следующее утро они ненавидели солнце за то, что оно встало, не могли простить миру, что в нем все осталось на месте, как ни в чем не бывало.

Но когда пришло время, Джек, взрослый и уверенный в себе, встал, прошел через множество дверей и остановился у входа в ее палату. Гордый молодой человек с твердыми убеждениями, он был чужд малейшей религиозности, и мама ни разу в жизни его за это не упрекнула. Она служила пастором и всю жизнь получала нагоняи от верующих за недостаток веры, а от всех остальных – за чрезмерную религиозность. Она была с моряками в открытом плавании, с солдатами в пустыне, с убийцами в тюрьме, в больнице с грешниками и атеистами. Могла пропустить стаканчик и отмочить крепкую шутку, несмотря на свой статус. А когда спрашивали, что скажет на это Бог, всегда отвечала: «Мы с ним не во всем сходимся, но, думаю, он знает, что я делаю все, что от меня зависит. Думаю, он знает: я работаю на него, но служу людям». Когда ее просили сформулировать свое отношение к жизни, она цитировала Мартина Лютера: «Если бы я знала, что завтра наступит конец света, сегодня я посадила бы яблоню». Она могла сделать так, чтобы сын полюбил ее яблочный пирог, но веру – нельзя. В ту ночь, в тупике коридора, в тусклом свете ламп, в той самой больнице, где мама столько раз держала за руку умирающих, одинокий Джек встал на колени и попросил Бога не забирать его маму.

А когда Бог все же забрал ее, Джек подошел к постели и сжал ее руку так крепко, будто надеялся, что она проснется и отругает его за это. И безутешно прошептал: «Не волнуйся, мама, я позабочусь о папе».

Затем он позвонил сестре. Она, конечно, как всегда, обещала, что сделает все на свете. Единственное, что ей нужно, – это деньги на самолет. Само собой. Джек выслал ей деньги, но на похороны она не прилетела. Джим, разумеется, никогда не называл ее торчком или наркоманкой, хороший папа никогда не назовет так ребенка. Джим всегда говорил «она страдает от зависимости», так ему было легче. А Джек называл вещи своими именами и считал сестру наркоманкой. Сестра была на семь лет старше его, а когда ты маленький, старшая сестра становится кумиром. Когда она уехала из родительского дома, он не мог уехать с ней вместе; когда она искала себя, он не мог ей помочь; когда она пошла на дно, он не мог ее спасти.