Тревожный мозг. Как успокоить мысли, исцелить разум и вернуть контроль над собственной жизнью

Я уважаю автономию своих пациентов. Но на основе собственного опыта я также знаю, что, когда терапевтический процесс становится «горячим», у пациентов часто возникает страх, из-за чего они сбегают от терапии. Я позвонил Джессике, и мы коротко поговорили. Я сказал ей, что хочу уважать ее желания, но все-таки подозреваю, что между нами происходит нечто такое, в чем важно было бы разобраться. Я спросил, не хотела ли она вернуться хотя бы на один или два сеанса, чтобы мы вместе могли подумать о том, что происходило. Джессика сказала мне, что ей надо обдумать этот вопрос, что она и сделала. На следующий день она перезвонила и сказала, что встретится со мной на следующей неделе в наше обычное время.

На следующей встрече Джессика сказала мне, что ей снятся неприятные сны, настоящие кошмары. Нервничая, Джессика начала описывать кошмар, который видела на протяжении последних нескольких недель. В этом сне Джессика заходит в класс. Она находится там и ждет преподавателя. Вскоре заходит профессор, и оказывается, что профессор – это женщина-каннибал. Джессика в ужасе выбегает из класса. Обычно после этого сна просыпалась, а ее сердце бешено стучало.

Я спросил у Джессики, были ли у нее какие-нибудь мысли по поводу этого сна. Как психоаналитик, я на протяжении многих лет помогал пациентам анализировать тысячи снов, и знаю, что полезно начинать исследовать сон с простого открытого вопроса. Джессика сказала, что то, что она была единственным учеником в классе, по-видимому, было связано с тем фактом, что она была единственным ребенком в семье. Несомненно, класс в чьих-то снах может символизировать ситуацию обучения, в которую попадает ребенок в своей родной семье. Мы поговорили о том, как в детстве Джессика могла чувствовать, будто мать хочет поглотить ее. По сути, в более широком смысле мать Джессики была настолько деспотичной, что казалось, будто она хочет поглотить ее жизнь.

В процессе психотерапии могут возникнуть сильные отношения, в которых старые и новые эмоции и побуждения воссоздаются и перенаправляются на терапевта. У меня была догадка, что в образе каннибала из сна Джессики было заключено что-то большее. Из-за того, что Джессика фактически пыталась сбежать от терапии, я решился сделать рывок. «А что вы можете сказать о К_аннибале?» – спросил я. Джессика сделала паузу. «К_аннибале, К_аннибале, – пробормотала она. И затем вдруг: – Боже мой! Да это же означает «к Аннибали»[17]!»

Благодаря этому озарению, нам удалось взглянуть на то, как отношения Джессики с матерью, скорее всего, душевнобольной и склонной к психологическому каннибализму, сформировали ее ожидания от всех будущих отношений, включая отношения со мной. Она нуждалась в том, чтобы держаться от всех подальше, потому что бессознательно ожидала, что окружающие попытаются превратить ее в жертву и поглотить, приблизительно так же, как это происходило в ее отношениях с матерью. Она бессознательно чувствовала потребность сбежать от терапии – от меня, – чтобы спасти себя. Джессика не могла представить, что, вступив с кем-нибудь в отношения, ей удалось бы вести независимое человеческое существование. Она считала, что могла существовать как самостоятельная единица только отдельно от окружающих.

Сон Джессики о каннибале, к которому впоследствии мы часто возвращались, стал настоящим открытием, способствовавшим ее исцелению и росту. На протяжении следующих нескольких месяцев нам удалось углубить наше понимание того, что для Джессики значила тема каннибала. Я объяснил ей, что мы можем представить себе отношения как горизонтальные и вертикальные. Может ли она хотя бы попытаться представить себе, что состоит в горизонтальных отношениях, где царит честность и открытость, и ни одна сторона не находится под контролем другой или не эксплуатирует ее? Джессике было трудно себе это представить. Раньше у нее никогда не было горизонтальных отношений. Единственной известной ей моделью отношений были вертикальные, в которых она пыталась оградить себя от того, чтобы ее не поглотил неблагополучный другой человек, такой, как ее мать. Однако у Джессики было мужество, которое меня восхищало. Жизнь Джессики была пресной, в ней было мало смысла и никакой страсти; она просто делала все автоматически, как поступала всю свою жизнь. И она поклялась, что попытается измениться.