Три Анны

Конечно, у них в Дроновке бабы, бывало, тоже вздорили не на шутку. Например, однажды тётка Таня огрела коромыслом по спине тётку Харитину; говорят, из-за порося рассобачились, кому последний кабанчик достанется. Но уж сраму натерпелись после – ни в сказке сказать, ни пером описать. И батюшка баб в церкви стыдил, и мужья корили. А уж ребятишки, те и вовсе на Таню с Харитиной пальцами показывали – хоть из дому не выходи. Да они и не выходили, пока не примирились.

Думая, что ей придётся долго приспосабливаться к коммунальным отношениям, Аня не заметила, как к ней подошла невысокая стройная старушка с неестественно прямой спиной. Про таких в народе говорят: «Палку проглотила». Она заглянула Ане в лицо, поднесла палец к губам и таинственно прошептала:

– Пойдёмте ко мне. Я вам поиграю. – Не успела Аня сообразить, что ответить, как старушка распахнула дверь комнаты и сделала гостеприимный жест, не оставив Ане выбора: – Прошу.

Небольшая комната соседки была почти вся занята сверкающим пианино густо-вишнёвого цвета. Инкрустированная перламутром рама величественно несла два серебряных канделябра с толстыми розовыми свечами.

Аня подумала, что такой инструмент больше подходит не для ленинградской коммуналки, а для королевского дворца, да такого, чтоб под его окнами непременно расстилался райский сад с прогуливающимися павлинами, а по сторонам дорожки били фонтаны.

Словно прочитав её мысли, хозяйка этого великолепия осторожно оглянулась на дверь, в приоткрытую щёлочку проверила, чтобы никто не подслушивал, и сказала:

– При императоре Александре Третьем это пианино подарил мне один поклонник. Говорят, его заказал для дворца Сан-Суси германский кайзер Фридрих, а мой воздыхатель перекупил. Я тогда была невероятно молода и красива…

Изящными пальцами старушка указала на стену, где в полированных ореховых рамках вкривь и вкось висели акварели юной танцовщицы и горделиво спросила:

– Узнаёте?

Хотя узнать в сморщенной старушке юную деву, напоминающую цветок, представлялось довольно трудным делом, Аня согласно кивнула.

Соседка заулыбалась и церемонно выпрямилась:

– Позвольте представиться: Екатерина Васильевна Лисовская, бывшая балерина, а ныне гардеробщица в Мариинском театре.

– Аня, – скромно ответила Анюта, во все глаза глядя на приосанившуюся Екатерину Васильевну. Она подумала, что наверняка балерине есть о чём рассказать и что вспомнить.

За своё короткое пребывание в Ленинграде она уже встречала таких чистеньких, аккуратных старушек с тщательно уложенными волосами и детскими глазами. И каждый раз после разговора с ними у Ани щемило сердце от затаённой нежности.

Откинув крышку фортепиано, Екатерина Васильевна торжественно подняла кисти рук и, плавно опустив их на клавиши, произнесла:

– Гендель. Адажио.

Нежная, плавная мелодия, наполнившая комнату, окутала Аню волшебством, мягко качая душу на тёплых волнах незримого звука. От восторга она зажмурилась, но резкий стук в стену и раздражённый крик, как топором, обрубили мелодии крылья и заставили инструмент замолчать.

– Сколько же можно?! Немедленно прекратите это безобразие!

– Вот так всегда, – кротко сказала Екатерина Васильевна и на её глазах показались слёзы.

Не найдя слов утешения, Аня погладила старую балерину по плечу и выскользнула в коридор – надо идти приниматься за хозяйство. Хоть она и вышла замуж «самокруткой», как сказали бы в Дроновке, но всё ж таки мужа надо кормить.

* * *

«Брак – это буржуазный пережиток прошлого. Современные комсомолец и комсомолка не нуждаются в поповском благословлении и смело могут отдаться своим чувствам без оглядки на мракобесие», – с чувством вещала дикторша из чёрной тарелки радиоточки на стене кухни.

Такие тарелки из металла и промасленной бумаги размером со среднее блюдо для сервировки стола были в каждом ленинградском доме.

Впервые Аня увидела радио у Кумачёвых и очень испугалась, когда в шесть часов утра из странной конструкции на стене раздался громкий гимн. Когда гимн отзвучал, звонкоголосая женщина бодро сообщила:

– Начинаем утреннюю гимнастику. Ноги на ширине плеч, руки на поясе. Наклоны вперёд. Раз-два, три-четыре.

К концу первого дня Аня привыкла, что радио никогда не выключается, и перестала обращать на него внимание, редко вникая в смысл радиопередач. Но то, что сейчас говорил диктор о свободной любви не лезло ни в какие ворота. Конечно, бывало, что и у них в Дроновке невеста к жениху сбегала, но вскорости грех всегда венцом покрывали, иначе сраму на всю округу не оберёшься. Даже нынче, в советское время, без свадьбы молодёжь остерегалась семью заводить. А уж путаться с парнями направо и налево, как советует дикторша из радиоточки, для приличных людей стыд и позор.

Но видно, наперекор прогрессу, не все ещё считали брак буржуазным пережитком, потому что вчера Константин взял её паспорт и принёс обратно со штампом и свидетельством, на котором было написано:

«…25 июня 1930 года, органами ЗАГС города Ленинграда зарегистрирован брак…»