Три Анны

Безусловно, назвать Аглаю Борисовну хорошим человеком язык не поворачивался, но писать доносы на соседей, по Аниным понятиям, стояло за гранью добра и зла. Предупредить бы Екатерину Васильевну и тётю Машу, чтобы знали, какая змея ползает по коммунальной квартире. Причём ползает в буквальном смысле. По-пластунски, на животе, не боясь испачкаться в грязи. Хотя чего ей бояться? Она в грязи как сыр в масле катается.

Но рассказать о Сурепкиной соседям невозможно. Нельзя подвергать опасности Матвея Даниловича и его дочь. Они совершили подвиг и спасли им с Костей жизнь. Попади донос к следователю – и гнить бы им по лагерям, а Вольке расти в детдоме и проклинать родителей – «врагов народа».

Аня отчётливо осознавала масштаб той беды, которая сейчас миновала. Догнать бы Матвея Даниловича и кинуться ему в ноги.

– Воздай, Господи, каждому по заслугам, – с чувством благодарности к Данилычу перекрестилась Аня, глядя туда, где прежде высилась церковь святой мученицы царицы Александры. – Мир не без добрых людей.

* * *

Прежде, встречая в книгах словосочетание «мёртвая тишина», Константин всегда иронично улыбался, но тишина, которая сейчас его окружала, была именно мертвая и никакая другая.

Далеко у линии горизонта, полузасыпанный снегом на боку лежал поезд с выбитыми стёклами. Вблизи сломанной сосны ступнёй вверх торчала голая мужская нога, а прямо из сугроба безжизненными глазами на него смотрело лицо хохотушки Нюси.

«Лавина. На нас сошла лавина», – догадался Саянов, понимая, что уцелел.

Это было странно и дико.

Холодный сухой воздух, казалось, огнём выжег лёгкие, когда Константин с безумной надеждой на отклик закричал:

– Эй! Есть кто живой?!

В ответ он не услышал даже эхо, и, быстро опустившись на колени, двумя руками принялся раскапывать чьё-то тёмное тело, запорошённое снегом.

Несмотря на то что Константин был раздет, страшный холод не донимал его, а напротив, глаза заливал жгучий пот и казавшиеся чужими руки действовали как металлические рычаги, управляемые извне. Следующее тело принадлежало инженеру Авдейкину из их отдела – пожилому, солидному человеку с застенчивой улыбкой и добрыми глазами. Теперь глаза Авдейкина плотно укрывала снежная корка, а сломанное в позвоночнике туловище откидывалось назад, как у тряпочной куклы.

Оглядевшись, он увидел бездыханное тело проводницы, – юркой молодой женщины, всю дорогу строившей глазки практиканту Володе с пятого курса Института инженеров железнодорожного транспорта. Она была мертва, как и Володя, который лежал почти у самого поезда, по плечи погрузившись в рыхлую снежную кашу.

– Я один не могу ничего сделать! Слышите?! – закричал Константин. – Я иду за помощью.

Только сейчас он обратил внимание на то, что стоит на снегу в одних носках, тонких брюках и в расстегнутой рубашке с вырванными пуговицами.

Стуча зубами от напряжения, Константин стащил с практиканта Володи тёплое пальто. Видимо, парень вышел покурить в тамбур и там его застала снежная волна. Один ботинок Саянов подобрал около трупа взрывотехника, а другой снял с ноги машиниста тепловоза.

Надо спешить за помощью, может быть, под снегом есть живые люди. Он читал, что в лавине иногда выживают, если около носа остаётся пространство для воздуха. Необходимо специальное оборудование, щупы, лопаты, нужен врач, в конце концов!

Наверное, стоит идти назад по рельсам, чтобы не заплутать в снежной пелене. Но добраться до колеи никак не удавалась, потому что на том месте, где лежал стальной путь, насколько видел глаз, расстилалась белая равнина.

Брести пришлось по пояс в снегу. Ботинки моментально забились снегом, Володино пальто не сходилось на груди, а волосы на голове заиндевели стеклянными сосульками. Кроме того, перчаток тоже не было, и ободранные в кровь пальцы от мороза уже не разгибались.

Когда Константин упал от усталости в первый раз и, лёжа на спине, смотрел в серое небо, наливающееся новыми снежными тучами, он понял, почему уцелел.

Аня наказала: «Береги себя», и он послушно лёг головой в проход, чтоб не продуло от окна, откуда его и выбросило ударной волной. Мысли об Ане и Вольке придали новых сил. Саянов перевернулся на четвереньки и, как обессиленное животное, пополз на запад, уже не чувствуя ни рук, ни ног. Второй раз он упал метров через семьсот, третий через пятьсот, а потом стал падать и подниматься каждые несколько шагов.

Смертельно хотелось спать. И хотя Константин понимал, что останавливаться нельзя, противиться слабости становилось всё труднее. Глаза закрывались сами собою. Усилием воли разлепляя веки, он снова видел перед собой снег, снег и снег. И лишь ближе к вечеру он вдруг увидел перед глазами не белое поле, а валенки. Обыкновенные чёрные валенки, вставленные в короткие широкие лыжи.

– Мужики, сюда! Нашёл одного! – зычно выкрикнул густой голос, и Саянов почувствовал, как его подхватили сразу несколько человек.

– Там лавина, люди, надо помочь, – бормотал он, отбиваясь от этих крепких рук, тянущих его вверх.