Три Анны

– Когда мы после войны вернулись в Ленинград из Змеевки, в нашей комнате стояло вот это пианино. А других вещей не было. Соседи сожгли их вместо дров. Домоуправ сказал отцу, что самой первой умерла соседка Сурепкина и долго лежала во дворе, завёрнутая в простыню.

Хоронить её никто не хотел. А все остальные соседи дожили до весны и погибли в апреле-мае.

То, что наша семья перед войной не вернулась в Ленинград, а осталась в Змеевке, спасло нам жизнь. Сибиряки работали тяжело, жили скудно, но от голода не умирали.

Прадед Константин Викторович прошёл всю войну как инженер-строитель. Возводил для наших войск понтоны вместо взорванных мостов, разминировал туннели и восстанавливал железные дороги. А прабабушка Аня всю войну проработала учительницей в Змеевской школе. Вскоре после войны коммунальную квартиру на Красноармейской вновь заселили, – объяснил дедушка, – но вместо нашей малюсенькой комнаты нам досталась просторная с двумя окнами и балконом. Там родился твой папа…

Аня появилась на свет уже в новой квартире, а сейчас в её детской комнате спит сын, обложенный со всех сторон мягкими игрушками.

Свою квартиру Аня любила. Просторная, солнечная, с большой лоджией, наполненной цветочными горшками.

Собравшись с силами, они с папой сделали неплохой ремонт и обставили комнаты недорогой, но удобной мебелью. Стало так уютно, что из квартиры, порой, уходить не хотелось. Особенно осенью, когда небо заволакивало мрачными тучами, а в окно летели дождевые капли, оставлявшие на стекле серые потёки.

Кухню заказали в белорусском магазине, а всё остальное она спроектировала сама, передвигая по листу бумаги силуэты картонной мебели.

На Анин взгляд, стильно выглядела большая комната. Низкий диван, застеленный норвежским ковром, похожим на овечью шкуру, журнальный столик около кресла и старинное инкрустированное пианино выглядели словно с картинки журнала по современному дизайну. Зато в спальне ничего менять не стали, оставив обстановку как при дедушке с бабушкой: кровать, две тумбочки и шкаф под названием «ждановский». Широкий, тяжёлый, с большим зеркалом, он, как магнитом, притягивал к себе Аню, когда она была маленькая. Раздвинув по сторонам одежду, она натаскивала туда подушки и вила себе гнездо, в котором терпеливо поджидала, когда в спальню войдёт бабушка Лена и можно будет выскочить и громко закричать: «Сдавайся, кто может!».

Теперь тут играет Костик, и шкаф снова слышит детский голос и знакомые слова: «Сдавайся, кто может!».

Милые семейные радости и однообразная жизнь «работа-дом-работа» образовывали замкнутый круг, в котором Аня постаралась устроиться так же удобно, как некогда в шкафу. А если ещё плотно закрыть дверцы и никого туда не впускать, то вполне можно мирно прожить без горя и без радости.

Но эта затянувшаяся весна казалась особенной и будоражащей, наверное, потому, что зима выдалась необыкновенно снежной и суетной.

Южный ветерок, за пару дней превративший в ручьи чёрный снег, пропитанный выхлопными газами, веял ласково и игриво, а молодые тополиные листья и цветущая сирень заманчиво пахли переменой в жизни. Их сулила не только природа, но и загадочный сон, который снился Ане третью ночь кряду: будто плывёт она по бурной реке. Как она попала в водный поток, Аня не понимала, но догадывалась, что ей предстоит побороться за свою жизнь. Она начинала барахтаться, но руки и ноги не подчинялись разуму. Максимум, что удавалось – застонав, перевернуться на другой бок. Просыпалась она в холодном поту, давая себе слово больше не пить на ночь зелёный чай. Наверняка это всё из-за танина, содержащегося в листьях. Бабушка Лена, врач-педиатр, не раз объясняла ей, что после свежего чая часто снятся тревожные сны.

То, что сон в руку, Аня поняла, когда Сметанина проскользнула к ней за стойку. Сегодня Жанна выглядела на редкость авангардно: обтягивающие чёрные джинсы контрастировали с бурой размахайкой грубой вязки с таким редким ажуром понизу, что в дырки легко могла влезть Анина ладонь.

Перехватив взгляд подруги, Жанна пояснила:

– Для лучшей вентиляции. Последний дизайнерский изыск.

Округлив маленькие глазки с жёсткими ресничками, она всем телом нависла над сидящей Аней и взяла быка за рога:

– Послушай, Анка, ты можешь на пару недель пристроить Костика к деду?

Подчёркивая важность разговора, Жанна старалась не мигать, требовательно глядя Ане прямо в глаза.

– Вообще-то могу. Папа и сам обещал приехать и побыть с нами дней десять. Но будет лучше, если ты перестанешь секретничать и объяснишь мне, в чём дело.

Довольная ответом, Жанна просияла:

– Представляешь, нас с тобой приглашают в водное путешествие! Нет, ты дослушай! – она заметила, как Аня недоумённо приподняла брови, и заторопилась: – Буквально вчера, после работы я встретила Андрея. Помнишь моего очень близкого знакомого?

Аня кивнула. Забыть о существовании Андрея в маленьком коллективе библиотеки не мог никто, потому что в последние дни Сметанина говорила только о нём и ни о ком больше.