Три Анны

Он стёр со страниц газет слово «социализм» и густо уснастил их новоязом «приватизация и демократизация». Страна с головой погрузилась в передел собственности. Приватизировали всё, что попадало под руку: доярки – колхозных коров, ткачихи тащили домой рулоны ткани, сантехники делили на складе завалявшиеся унитазы, а директора крупных предприятий успевали переписать на своё имя действующие цеха и многомиллионные активы в банках. Борьба шла не на жизнь, а на смерть. Саяновы убедились в этом одними из первых, когда в учёного-геолога Ивана Владимировича стреляли из-за угла. К счастью, пуля просвистела мимо цели, наповал сразив соседского петуха.

– Меня не запугаешь, – с побелевшим лицом сказал отец плачущей от ужаса бабушке, но с того времени стал ходить с пистолетом, положенным начальнику геологической партии, а дедушка с бабушкой спешно увезли Аню в Ленинград. Приехали они уже в Санкт-Петербург. За время, проведённое в поезде, город успел сменить имя.

– Папа не позволил бандитам стать владельцами североульского месторождения, – объяснил Ане дедушка Воля необъявленную войну.

Иван Владимирович Саянов вернулся в Петербург почти сразу вслед за родителями и дочерью: геологическая партия была распущена, работы не стало, а деньги обесценились.

В отличие от многих Аниных одноклассников их семье повезло – у них была машина – новенькая «Волга». Зарабатывая на жизнь, папа днём развозил пассажиров, это называлось «бомбил», а вечерами продолжал работать над своими записями и систематизировать коллекцию минералов.

Чтобы купить продукты, бабушка вставала в пять утра и шла дежурить к дверям гастронома. В девять часов, когда двери открывались, первым покупателям могло посчастливиться приобрести пачку пельменей или десяток яиц. Яйца продавались свободно. На всё остальное горожанам выдавали талоны. Аня и сейчас хранит голубенький листок, расчерченный на квадраты, в которых указано: «мыло хоз. 1 кусок».

В очереди у магазина десятилетняя Аня впервые увидела, как люди теряют человеческий облик. Выясняя, кто пришёл раньше, хозяйки дрались сумками и выталкивали друг друга из нетерпеливой толпы, недобро встречавшей глазами каждого вновь пришедшего.

– Конечно, людям трудно, страна кипит. Не все умеют смиряться и терпеть, – сказала однажды бабушка Лена, – но позже ты, Анечка, поймёшь, что жить в эпоху перемен очень интересно. Подумай, может тебе стоит вести дневник? Я жалею, что твоя прабабушка Аня не записала историю своей жизни. Она необычайно интересна. Как-нибудь я тебе её расскажу.

«Глупая! Глупая и беспечная!» – жалела впоследствии Аня. Они с бабулей так и не выбрали время вспомнить минувший век. А теперь и спросить некого. Папа знает очень мало, а она и вообще почти ничего, кроме прабабушкиной девичьей фамилии Найдёнова и полузабытых сказок о таинственном Олунецком крае. Растревоженная мыслями, Аня достала из шкатулки с документами портрет девушки и долго вглядывалась в нежное лицо, знакомое ей до малейшего нажима умелого карандаша. Большой художник рисовал. Жаль, что он не подписался и не указал адресата. Интересно, узнала ли незнакомка, что у неё просят прощения, да не просто так, а Именем Христовым?

Такими вещами не шутят.

Загадка портрета манила и волновала, как в детстве волновали непрочитанные книги. Картинка звала в дорогу. Взглянув на часы, Аня убедилась, что для телефонного звонка ещё не поздно и, набрав номер, с ходу обрадовала подругу:

– Жанна, я решила, что поеду с вами. Но только с тем условием, что маршрут будет проложен именно в Олунецкий район.

– Даже не сомневайся! Всё устроим в лучшем виде! – обрадовано заверещала Сметанина, выразительно зачмокав в трубку губами, изображая поцелуй. Только не передумай!

– Я не передумаю, – пообещала Аня, держа перед глазами рисунок, и в отблеске света ей показалось, что девушка на портрете ободряюще кивнула головой.

* * *

– Девушки, следующая остановка – ваша Чупилиха. Стоянка три минуты, – стукнула в дверь купе бодрая проводница, и Аня посмотрела на часы. Пять утра. На нужную станцию поезд прибывает в пять двадцать, времени на сборы – всего ничего. Растрепав по подушке тёмные волосы, Жанна дрыхла без задних ног, словно собираясь проспать до конечной остановки в Петрозаводске.

– Едем до Чупилихи и там присоединимся к группе. Нас встретят, – объяснила она маршрут поездки, помахав перед Аниным носом заранее купленными билетами.

До Чупилихи так до Чупилихи. Аня попрощалась с сыном и папой, упаковала вещи и с облегчением поняла, что предстоящая поездка приятно волнует её новизной впечатлений.

Всю дорогу Жанка трещала без умолку, угомонившись лишь в середине ночи.

– Жанна, вставай. Пора.

– А? Что?

Встрёпанная Сметанина взбудораженно заметалась по купе, не зная, то ли ей бежать в туалет умываться, то ли расчесать волосы.

– Могли бы и раньше разбудить, – она лихорадочно накрасила губы и прикрикнула на Аню: – А ты что сидишь? Неужели не хочешь понравиться новым знакомым?