Три Анны

Как они узнали позже, хозяева из их дома, попытавшиеся отстоять свои права или оказать сопротивление, были расстреляны.

Устроилась бабушка Аня в бывшей дворницкой, где стояли мётла и вёдра с песком. Каморка была без окон, холодной, сырой, по стенам текло, но бабушка радовалась и такому прибежищу. Думаю, семья могла поехать к знакомым, которые не отказались бы приютить близкого человека, но бабушка боялась переменить место жительства.

– Если папа придёт с фронта, то он нас не найдёт. Мы будем ждать его здесь, – объяснила она сыну.

Боясь, что муж вернётся ночью и не сможет сразу разыскать семью, прабабушка Аня каждый день пришпиливала на дверь своего бывшего подъезда записку: «Саша, мы с Серёжей в дворницкой». Первое время новые хозяева квартиры над ней смеялись и сдирали записки. Но бабуля вешала их снова и снова. Почти целый год.

– Самое страшное – это потеряться, – внушала она Серёже и оказалась права.

В круговерти революции семьи разваливались, как размокший в воде хлеб, по улицам бегали толпы беспризорных детей, а по дворам бродили нищие, забывшие своё звание и сословие.

Швейцар из дома напротив, хорошо знавший дедушку фон Гука, подарил бабушке печку-буржуйку, переделанную из несгораемого настольного сейфа. Если бы не эта печка, то я, наверное, не появился бы на свет, потому что в холодную зиму восемнадцатого года прабабушка Аня с сыном замёрзли бы насмерть.

Кроме холода, давили голод и неизвестность. От дедушки Александра не было ни слуху ни духу. Почта не работала, транспорт бастовал.

Бабушку Аню выручала лишь вера в Бога, крепкая купеческая закваска и привычка не ломаться под ударами судьбы.

Поскольку, в отличие от тех, кто остался в своих квартирах, у неё не было вещей для обмена на продукты, она стала работать на рынке, по счастью встретив там знакомых из Олунца.

Торгуя чем придётся, бабушка получала за работу немного еды, которой им с сыном хватало, чтобы не умереть с голоду. Друзья и близкие помочь не могли, потому что оказались в таком же положении «бывших людей», если не хуже.

Конца войны люди не ждали, понимая, что прекратить войну – значит уступить немцам большую территорию и предать интересы России.

Бабушка была готова ждать мужа с боевых позиций хоть целую жизнь. Но в марте большевики заключили Брестский мир, и фронтовики стали возвращаться назад.

Поскольку железнодорожные служащие разбежались, регулярные поезда не ходили, и военные добирались к своим семьям кто как мог. Многие шагали пешком от самой Австрии и Польши. Оборванные, заросшие, исхудавшие, со споротыми погонами, они тенями проникали в город и шли по старым адресам, многие из которых уже занимали совсем другие люди.

Дедушка Саша пришёл в свой двор летом восемнадцатого года.

– Там какой-то однорукий милостыню просит, – сказала бабушке Ане прачка из подвального этажа, – шинель на нём офицерская, может, что знает про господина барона. Ведь почитай два года как вы, барыня, писем не получали.

Папа говорит, что дедушка Серёжа отца сразу не узнал, так сильно тот изменился, но бабушка Аня даже смотреть не стала, кто стоит у ворот, а птицей кинулась навстречу.

Она узнала бы мужа с закрытыми глазами.

Рассказчиком Дмитрий был великолепным, говорил образно, гладко, как по-писаному. Сразу чувствовалась хорошая преподавательская практика.

Аня так заслушалась, что не заметила, как душный воздух вытеснила влажная прохлада – предвестник перемены погоды. Со стороны залива не на шутку задуло, нагоняя на небо длинные серые тучи, похожие на огромных драконов.

По Аниным рукам, обнажённым до плеч, побежал лёгкий озноб, и тепло шло лишь от ладони Дмитрия.

– Замёрзла? Это я виноват, совсем тебя заболтал, а завтра рано вставать. Я планирую пробыть в Олунце дня три.

– Тогда мне надо договориться с Адой Львовной и взять отгулы, – быстро сказала Аня.

Она вытащила из кармана мобильный телефон, поискала номер Ады Львовны, но набрать его не успела, потому что из мобильника раздалось истошное пение народной мелодии «Кострома», означавшей, что звонит Сметанина.

Телефон затрепыхался в пальцах, как выловленная из реки рыба, и по Аниному лицу Дмитрий понял, что случилось что-то неприятное.

Пока Аня коротко отвечала, он напряжённо застыл, не смея вмешиваться не в своё дело, но страстно желая помочь и защитить.

– Да, Жанна, я слушаю тебя… Я не могу сегодня встретиться с тобой, так и передай своим друзьям… Что? Хорошо, сейчас приеду.

* * *

– Аня, что случилось?

Голос Дмитрия был серьёзен, как и его глаза, смотревшие прямо на неё и требовавшие немедленного ответа.

– Дима, ничего не случилось. Не волнуйся, я разберусь сама. Просто мне сейчас надо к подруге Жанне Сметаниной, она просит встретиться с ней в кафе.

Говоря это, Аня подумала, что если с Жанной в кафе окажутся Кирилл с Андреем, то встреча может закончиться для неё плохо. Но Жанна в трубку плакала, и отказать ей Аня не смогла.

– Куда тебе ехать?

После задушевного разговора, сблизившего их, хитрить с Дмитрием казалось нечестным, и, покорно вздохнув, Аня призналась:

– На Гражданку.

Это был другой конец города, а метро закрывалось через час.