Три Анны

От резких слов отповеди бычья шея Кирилла медленно начала наливаться краснотой, поднимающейся к скошенному подбородку. На мгновение Ане показалось, что он сейчас выскочит из машины и вцепится ей в горло. На них уже стали поглядывать окружающие, и это остудило порыв Кириллова бешенства, давая волю бессильной холодной злобе:

– Если хочешь знать, то твоя Жанна сама бегает за Андреем, как шелудивая собачонка. Она сама, слышишь, сама добровольно подписала бумаги на твою квартиру.

Поняв, что снова перешёл в защиту, Кирилл постарался исправить положение и угрожающе зашевелился, сжимая пудовые кулаки. Но запугать он уже не мог, страх перестал руководить её действиями.

Выйдя из машины, она выпрямилась в стрелку и раздельно сказала, стараясь, чтобы каждое слово попадало в цель:

– Тебя с Андреем я больше не боюсь, и если не оставишь свои угрозы, то я пойду в милицию и будь уверен, найду, что им рассказать.

Захлопнувшаяся дверца машины поставила точку в разговоре.

Подняв голову, Аня встретила заинтересованный взгляд Дмитрия, окружённого толпой студентов.

Его жизнью она не имела права рисковать. Кто знает, что в голове у Кирилла? Поэтому на глазах у врага дружбу обнаруживать не стала, а, сделав вид, что не заметила Гука, стороной прошла на работу, чувствуя себя последней обманщицей.

* * *

Не успела Аня оглянуться, как мимо её рабочего стола резво прокатила целая трудовая неделя. Хотя назвать её особо трудовой, значило погрешить против истины. Сложно перестараться, если у тебя два посетителя в день и ни одного нового поступления книг. Лето, отпуска, дачи – народ выметался из города со скоростью балтийского бриза, набравшего силу над Финским заливом.

В эту неделю Аня Жанну не встречала. Сразу после разговора Ани с Кириллом Сметанина взяла отпуск за свой счёт.

Хотя Аня, проглотив обиду, собиралась переговорить с Жанной и попытаться вытащить её из той ямы, в которую бывшая подруга старательно залезала обеими ногами, отсутствию Жанны она обрадовалась. Слишком много душевных сил забирала их немая перепалка взглядами и напряжённое молчание. Видимо, Жанна тоже не стремилась к общению, раз так спешно исчезла, не попрощавшись с Адой Львовной.

Жанка, Жанка, сорвиголова, как тебе помочь?

Затишье в библиотеке располагало к размышлениям, и Аня целыми днями думала о своей жизни, отсчитывая в памяти крошечные вешки, чуть приподнимавшиеся над ровным полотном однообразного бытия. Поворотных моментов набиралось совсем мало: уход из семьи мамы, окончание школы, институт, рождение Костика, смерть дедушки и бабушки. Вот, пожалуй, и всё.

Особняком стояли события нынешнего лета, вместившего в себя столько необычного, сколько иному человеку не выпадает за целую жизнь.

Наверное, правду говорят, что ни делается – всё к лучшему. Окажись Кирилл порядочным человеком, и она никогда не узнала бы о коварстве Жанны, не познакомилась бы с Сергеем Ковалёвым, Нонной Максимовной и Виленой Гуговной. Не попала бы в Олунецкий музей, не увидела бы портрет девушки со своей картинки и не пообещала бы подарить музею своё пианино, а значит, не познакомилась бы с Дмитрием Гуком.

«Дмитрий! Какое красивое имя! Очень звучное и плавное одновременно. Наверное, в каждом Дмитрии должны сочетаться решительность и мягкость».

Мысли о Дмитрии Аня старательно изгоняла из своей головы, постоянно твердя себе, как заунывную мантру: «Посмотри на себя в зеркало и забудь о глупостях».

Но вместо того, чтоб оценивать себя в зеркале, Аня смотрела в окно на Дмитрия. Стремясь не выдать свой наблюдательный пункт, она отодвинула стул подальше от окна и издалека ловила взглядом быстрые движения лектора, следя за каждым поворотом головы и стараясь угадать, о чём он сейчас рассказывает студентам.

Юноши и девушки вращались вокруг него, как планеты вокруг солнца, и с каждым он успевал перекинуться словом, всем объяснить, ободрить, помочь зарисовать.

– Дмитрий Сергеевич, а как вы думаете?

– Дмитрий Сергеевич, можно я приду на дополнительное занятие? – то и дело долетали до неё через распахнутую форточку звонкие голоса девушек, особенно активно интересовавшихся стилем конструктивизма.

Налитый с утра чай стоял нетронутым, в залах слышались шаги Ады Львовны, но Ане сдвигаться с места совершенно не хотелось. И чем больше она смотрела на Дмитрия, тем меньше замечала его внешнюю красоту, панцирем скрывающую красоту внутреннюю. Ту, что греет душу, как огонёк в лампадке.

Самой доброй женщиной, которую когда-либо знала Аня, была продавщица магазина в Змеевке тётя Шура. Толстая, неуклюжая, с малюсенькими глазками и огромным рыбьим ртом, она постоянно подкармливала ребят ломом печенья и поила их молоком от своей коровы, которое специально приносила для них в стеклянной зелёной бутылке из-под лимонада.

– Своих деток нет, так хоть с чужими повожусь, – приговаривала тётя Шура, гладя Анютку по льняной голове с двумя хвостиками.

– Тётя Шура, а почему у тебя нет деток?

Продавщица пожимала широкими плечами и добродушно поясняла: