Три апельсина (Итальянские народные сказки)

      Вот Фабиано сдёрнул холст, закрывавший статую. Толпа, собравшаяся в мастерской, замерла в восхищении. Первым заговорил герцог, ведь он был самым знатным и ему подобало сказать первое слово. 

      — Благодарю тебя, мой Фабиано, за доставленную нам радость. Лукавая прелесть этой девушки возвращает нас к далёким дням нашей юности, когда всё ещё было у нас впереди и всё было неведомым и манящим. Твоя статуя полна жизни. Не хватает только, чтобы она заговорила. 

      — О, ваше величество, я счастлив вашей похвалой, — отвечал, низко кланяясь герцогу, Фабиано. — Льщу себя надеждой, что это заслуженная похвала. Если бы статуя и в самом деле могла заговорить, она рассказала бы, скольких бессонных ночей и дней, полных труда, она стоила своему создателю. 

      Все разразились рукоплесканиями в ответ на эту короткую речь, полную скромного достоинства. Не рукоплескал один Симоне. Он смотрел на своего друга. Глаза Флорио были полны слёз. Тогда Симоне шагнул вперёд и обратился к статуе: 

      — От нежного лица струится тихий свет..,
         Ты — юность, и мечта, и тайна. 
         Ты тщетно ищешь в зеркале ответ.
         Разгадку красоты твоей нежданной. 
         А мы стоим смущённою толпой,
         На мраморное глядя изваянье.
         Скажи нам, молчаливая, открой:
         Чьё ты созданье? 

      И вдруг статуя заговорила. Она не сделала ни одного движения. Только чуть приоткрыла изогнутые, словно лук стрелка, губы. Статуя сказала: 

      — В тиши ночей медлительный резец
         Меня из камня вывел к свету. 
         Не Фабиано, нет, мне Флорио отец.
         Безвестный Флорио, хоть он молчит об этом. 

      Произнеся эти слова, статуя сомкнула губы. Но тут гневными голосами закричали другие статуи, её сёстры и братья: 

      — Сотрите с нас неслыханный позор! 
          Нас создал Флорио! А Фабиано — вор! 

      И снова в мастерской наступила тишина. Все стояли словно поражённые громом. Потом огляделись по сторонам, ища глазами Фабиано. Но его уже не было в комнате. Бежал ли он от упрёков своей нечистой совести, испугался ли заслуженного гнева герцога и презрения сограждан — неизвестно. Только никто никогда его больше не видел. 

      — Флорио! Эввива Флорио! Да здравствует Флорио! — дружно закричали собравшиеся в мастерской. 

      А герцог сказал: 

      — Кто пасёт своих овец на чужом пастбище, рано или поздно потеряет всю отару. Все лисы когда-нибудь да встретятся в лавке меховщика. Если чёрт прикроет рога, его выдаст хвост, если он подберёт хвост, его узнают по копытам. Пусть негодяй Фабиано теперь твердит про себя эти поговорки. Но объясни мне, Симоне, какой силой ты заставил заговорить мрамор? Я думал, что в наш просвещённый век чудес не бывает. 

      Симоне ответил: 

      — Но тут и не было чуда! Посмотрите на статуи, ваше величество. Они безмолвны, но и сейчас они кричат о том, кто их изваял. Всякое истинное создание искусства, будь то картина, скульптура, музыка — говорит голосом своего творца. Я постарался лишь сделать этот язык более внятным.             

ОЗЕРО ГАНДЗИРРИ

риехал как-то в Мессину богач. Он был так богат, что и сам толком не знал, сколько у него богатства. Пошёл он прогуляться на берег озера Гандзирри и залюбовался его красотой. А у богачей такая привычка — уж если им что-нибудь понравится, они непременно захотят купить. 

      Стал богач спрашивать: 

      — Чьё это озеро? 

      — Королевское, — отвечают ему. 

      Богач пошёл к королю. 

      — Ваше величество, не продадите ли вы мне озеро? 

      — Отчего не продать! — сказал король. — Если сойдёмся в цене, продам. 

      — Какая же будет цена? 

      — Да я возьму недорого. Устелите дно Гандзирри золотыми монетами. А потом поделимся — монеты мне, озеро вам. 

      — Идёт! — воскликнул богач. 

      Увидев, как легко согласился покупатель, король испугался, что продешевил. Поэтому он поспешно добавил: 

      — Но я сказал ещё не всё. Монеты должны стоять ребром. 

      — Нет, ваше королевское величество, это слишком дорого. Пусть монеты лежат плашмя. 

      — Ребром! — заупрямился король. 

      — Плашмя! — заупрямился богач. 

      Так в этот вечер они и не сошлись в цене. Но утром богач увидел восход солнца над озером Гандзирри и прямёхонько побежал к королю. 

      — Э, ваше королевское величество, пускай будет по-вашему. 

      А ещё через день богач начал возить монеты. Караван в сто мулов, каждый с двумя перемётными сумками на спине, приходил утром и уходил вечером ровно двадцать дней. На берегу озера выросли золотые горы. Потом монеты стали укладывать на дно. 

      Король сам следил, чтобы их ставили ребром, плотно одна к другой. Золотые горы быстро таяли, а дно озера Гандзирри сияло теперь, как чешуя золотой рыбки. 

      И вот в последний день, в последний час, в последнюю минуту, когда богач уже считал озеро своим, оказалось, что не хватило одной-единственной монетки.

      — Ну, да это неважно, — сказал богач. — Что там один золотой!