Свистом и насмешками толпа встречала христиан, спешащих к жертвеннику. Пряча от людей глаза, они суетливо кидали шарик в огонь, скороговоркой произносили предписанную ложь о том, что всегда почитали римских богов, и получали справку Тут же появлялись доброжелатели, предлагавшие отступникам выпить за здоровье императора и закусить жертвенным мясом… несчастные пили и закусывали. Им было уже все равно…
– Эй, сакрилеги! – кричал пьяненький гладиатор-бестиарий[25], однажды чуть было не принявший Крещение, но отступивший перед требованием оставить нечестивую профессию. – Что, справочка-то императорская подороже будет, чем Царство Небесное?!
Ответом был дружный хохот толпы. К христианам давно уже привыкли, их учение было, в общих чертах, всем известно. Язычников всегда удивляло поведение христиан: их упрямство в приверженности своей вере вошло в поговорку, каждое гонение сопровождалось массовыми казнями, а тут… Бегут к алтарям наперегонки с благочестивыми римлянами, будто опоздать боятся! Вот и смеется толпа, вот и не слышно нигде яростных криков: «Христиан – львам!»
Шутники притихли: к алтарю подходил всем известный и уважаемый человек. Он приветливо кивал знакомым, останавливался, чтобы поговорить с людьми; особенное внимание уделял матерям, имеющим маленьких детей.
– По три ложечки в день, не больше. Когда кашель пройдет, все равно давай, еще дня три, – говорил он богатой матроне, только что сошедшей с носилок. Та судорожно уцепилась за рукав врача и стала уговаривать:
– Не ходи, Целерин, не надо, мы достанем тебе справку…
Из толпы тоже послышались голоса:
– Не ходи, Целерин, пережди, скоро все это закончится… мы тебя спрячем… справку купим…
– Спасибо, милые! – Целерин приветливо оглядел толпу, и его морщинистое гладко выбритое лицо осветилось любовью. – Христос меня с такой справкой к себе не примет!
И решительно направился к алтарю. Презид[26], исполнявший императорский указ, как-то съежился и попытался улизнуть, но четверо помощников удержали его. Делать нечего, надо проводить формальный допрос:
– Кто ты?
– Я Цестий Целерин, врач, свободнорожденный римский гражданин. Пресвитер[27] христиан.
– Ты… пресвитер сакрилегов?
– Я.
– Император приказал тебе принести жертву Юпитеру Капитолийскому…
– Non facio! Я не признаю никаких богов, кроме Единого Бога.
– Подумай о себе…
– Делай, что тебе приказано. Мне раздумывать не о чем.
– Ты отправишься в Мамертинскую тюрьму, где будешь подвергнут пытке…
– Deo gratias![28]
Стражники отвели Целерина в специальное помещение, откуда всех, кто отказался возжечь фимиам, ночью вывезут в самое страшное место Рима, об ужасах которого принято было разговаривать только вполголоса.
В наступившей скорбной тишине, из богато украшенного крытого паланкина, вдруг послышался капризный и повелительный женский голос:
– У тебя есть кто-нибудь в Мамертинской тюрьме?
– Но, дорогая…
– Никаких «но»! Найдешь! Палач не коснется человека, спасшего жизнь нашему маленькому Луцию!
– Конечно, конечно… не волнуйся так, в твоем положении это вредно, вспомни, что Целерин говорил…
Этот диалог ослабил драматизм ситуации, в толпе снова послышались смешки. Водоносы предлагали ледяную, чистую воду, но вино в гуляющей толпе уже почти перестали разбавлять. Праздник! Слава доброму императору Децию!
Истошный девичий визг, сопровождаемый мужской бранью, послышался с дальнего конца улицы. Толпа напряглась и притихла в ожидании нового развлечения. Вскоре показалась странная пара: могучего телосложения седой старик тащил за собой хрупкую девушку. Девушка не только вырывалась и царапалась, как дикая кошка, но и норовила локтем или ногой ударить старика побольнее. Тому это надоело – огромной ладонью он отвесил девчонке легкую оплеуху, после чего взвалил на плечо.
– Метелл! Куда дочку тащишь? – крикнул пьяный бестиарий. Старик остановился:
– Представляешь, связалась с сакрилегами, чтоб их! В богов наших не верит, чтоб их! Император ей не указ, чтоб его! Совсем от рук отбилась…
– Тяжело тебе, Метелл, одному дочку воспитывать… Арену забросил, а какой боец был! Ребята тебе денег собрали, на вот, возьми, – бестиарий протянул старику тихо звякнувший мешочек. – Заходи сегодня в казармы после захода солнца… посидим, вспомним.
– Зайду. Вот только с этой разберусь…
Метелл поставил дочь на ноги и ловким, профессиональным движением завернул ей руку за спину. В таком положении и повел ее к алтарю.
– Кто ты? – тут же послышался вопрос презида.
– Гай Кассий Метелл, бывший гладиатор. Вольноотпущенник, получил свободу на арене. Римский гражданин. А вот эта – дочка моя, Кассия, ее тут все знают.
– Non facio!!! – отчаянно заверещала Кассия и попыталась вырваться. Куда там! Метелл хорошо знал свою дочку, поэтому держал ее крепко.
– Император приказал тебе принести жертву Юпитеру Капитолийскому, Гению Рима и Гению места. Сделаешь?
– Конечно, плевое дело! И Юпитеру, и Гениям, чтоб их всех!
– Non facio!!! Non facio!!! Non facio!!! – кричала Кассия уже сорвавшимся голосом, и Метелл опять ее легонько шлепнул.
– Не слушай ее, почтенный презид…