Три дня без Веры

Алекс принес три чашки, каждая размером не больше наперстка, и такой же маленький чайник. Он взял деревянной лопаткой немного заварки и, положив ее в чайник, залил кипятком.

— Это зеленый чай, — сказал Алекс. — Он называется «Си Ху». Вы когда-нибудь пили китайский чай?

— Нет, — честно сказала Лиза. — Только индийский.

Вера поставила на место книгу, которую взяла с полки, и заметила, что наверху стоят шахматы.

— А зачем шахматы? — спросила она.

— Просто, — пожал плечами Алекс. — Можно пить чай и играть в шахматы. Тут каждый делает то, что ему нравится, — некоторым нравится играть в шахматы.

Тихие голоса и китайская музыка убаюкивали.

Вере казалось, что она никогда не чувствовала себя так уютно. Ей хотелось вечно сидеть вот так, поджав под себя ноги, иногда подливая кипяток в чайник, как это делали другие, и вести неторопливый разговор или просто разглядывать гобелены на стенах.

От крепкого зеленого чая Вера почувствовала бодрость и в то же время успокоилась. Алекс сказал, что рисует картины. И снова завязался разговор — где-то далеко играла музыка, плавно текла неторопливая беседа. Вера слушала его с интересом — кивала в ответ и задавала вопросы. Алекс рассказывал о своих картинах, а девочки хвалили чай, рассказывали о себе и слушали.

— Который час? — наконец спросила Лиза. Алекс посмотрел на часы:

— Без двадцати. В одиннадцать чайная закрывается.

— Тогда пошли?

За это время на улице не стало теплее — скорее наоборот, но после горячего чая и душного помещения, где слишком сильно пахло благовониями, на свежем воздухе было хорошо.

Лиза позвонила родителям, и ей здорово влетело. Но возвращаться домой не хотелось, и они решили пройтись пешком до «Белорусской». Они шли переулками. На улице было темно, и, заметив странную троицу, редкие прохожие на всякий случай переходили на другую сторону.

— Это мой телефон, — сказал Алекс, когда они вошли в метро, и протянул Вере мятый листок.

— А это мой. — Вера взяла у него огрызок карандаша и написала свой номер.

— И мой, — Лиза на всякий случай записала и свой.

Внизу они простились, И Алекс перешел на другую ветку, а Вера и Лиза остались ждать поезда. Часы показывали двенадцать.

3

Утро началось со скандала.

— Где ты была?

Вера молчала.

— Мать чуть с ума не сошла.

Игорь Андреевич встал и, сложив руки за спиной, стал ходить из угла в угол.

— Вера, где ты была?

Он мерил кухню шагами, а Вера сидела над яичницей, уставившись в тарелку, и молчала.

— Кажется, я задал тебе вопрос.

— Джулия пригласила нас с Лизой на день рождения — я уже говорила.

— И поэтому ты пришла в час ночи?

— Мы гуляли.

— Всю ночь?

— Папа, мне шестнадцать лет!

— Вот именно, — сказал Игорь Андреевич и сел.

Потом снова встал. И опять стал ходить от двери к окну и обратно.

Когда Вера пошла в первый класс, Игорь Андреевич отпустил бороду — с тех пор он ни разу не улыбнулся, во всяком случае, так ей казалось. А может, сначала у него испортился характер, а уже потом он отпустил бороду, потому что хотел спрятаться, потому что не хотел быть собой? Тогда у него были трудные времена: его сократили, и он часто ссорился с мамой. С тех пор прошло десять лет, и Вера уже не помнила, как он выглядит без бороды. Теперь у Игоря Андреевича была своя фирма, которая производила средства гигиены, он хорошо зарабатывал, но, казалось, кроме шампуня от перхоти, его ничего не интересует: это был его мир — и там ему было уютно. Бедность и унижения — все это не прошло для него даром. У него было все: хорошая квартира, которую в трудный момент он не продал, жена и взрослая дочь, машина, деньги — все, но он не забыл старых обид. Он уже не мог быть счастливым.

Ольга Сергеевна работала переводчицей и иногда возвращалась домой поздно. Если она задерживалась, отец целый вечер брюзжал и не давал Вере прохода. Он слишком многого требовал от нее и всегда был ей недоволен. Он хотел, чтобы его слушались, чтобы ему подчинялись. Когда отец делал подарки, это было неприятно, потому что за них он всегда требовал благодарности, особенного отношения, чего-то, о чем он мечтал с детства и чего у него, наверное, никогда не было. Наверное, он просто хотел, чтобы его любили.

— И потом, я не понимаю, — наконец сказал он, — что означает эта дружба? Джим — взрослый человек.

— Джим? — не поняла Вера. — А при чем тут он?

— При чем?

Игорь Андреевич вышел из кухни и вернулся, потрясая в воздухе пачкой бумаги.

Вера почувствовала, как холодеют ноги.

— Это мои письма? — сказала она тихо.

— Да. И его. Это лежало на столе.

— Ты читаешь чужие письма?

— Читаю. Потому что я — отец.

— Мне тебя жалко, — тихо сказала Вера.

Но он ее не слышал.

— Хорошо, он твой преподаватель. И он учит русский язык я понимаю. Вы дружите — пускай. Но я же вижу, что происходит. Он взрослый человек, и н~ должен понимать. Сколько ему лет? Двадцать пять.

— Тридцать два.

— Прекрасно!

— Папа, многие люди переписываются. Что тут такого?

— Что такого? Ничего, кроме того, что ты влюбилась. Влюбилась, как последняя дура! Вера, ему тридцать лет!

— Игорь, — на пороге стояла Ольга Сергеевна, — ты опоздаешь на работу.

— Я пью кофе! Разве ты не видишь?!