— Вера, что ты делаешь?! Я ушла с работы, бегу к тебе в школу — тебя нет. Я уже в морги хотела звонить, но Сергей Иванович сказал, ты была. Ты забыла дома ингалятор… Вера…
— Я им не пользуюсь.
— Вера…
— Мама, не плачь, не надо.
— Ве-е-ра… Как ты могл-а-а-а…
— Не надо, пожалуйста.
— А-а-а…
— Мама, прости. И разденься — что ты как на вокзале.
Ольга Сергеевна сняла пальто.
— Ты ела? А как твоя астма?
Она говорила без остановки, сама себя перебивала и перескакивала с одной мысли на другую. На минуту Вере даже показалось, что она сошла с ума.
— Надо позвонить отцу, — сказала Ольга Сергеевна, когда немного успокоилась. — Он там с ума сходит.
— Не надо.
— Вера, это твой отец!
— Мам, давай что-нибудь съедим, я так проголодалась.
— Ты ничего не ела? Вера, где ты была?
— У друзей. Я ела, но это было утром.
— У меня еще суп остался. Грибной. Хочешь? — Ольга Сергеевна достала из холодильника кастрюлю с супом, зажгла газ и в изнеможении опустилась на стул.
— Порежь хлеб, ладно?
Вера достала из пакета батон. Она молчала.
— Вера, нам надо поговорить. Я понимаю, с ним трудно. Мне тоже трудно. Но он твой отец. Родителей не выбирают.
— Я понимаю.
— Уйти из дома — это не выход. Ты должна извиниться.
— Я? — не выдержала Вера. — За что? За то, что он роется в моих вещах? За то, что он всех ненавидит? За что?
— Вера, пожалуйста, извинись. Для меня. Его уже не переделать.
— Суп кипит.
Ольга Сергеевна разлила суп в тарелки. Ели молча. Иногда Вера исподлобья поглядывала на мать, и ее сердце сжималось от жалости — такой несчастный у нее был вид.
Когда они поели, Вера собрала тарелки.
— Оставь, — сказала Ольга Сергеевна, — я помою: садись за уроки — у тебя завтра английский. — Мама, я ухожу.
— Что? — тихо сказала Ольга Сергеевна. — Уходишь?
Если она не сошла с ума раньше, то это должно было произойти сейчас. Взгляд у Ольги Сергеевны был такой, как будто у себя на кухне она увидела расчлененное тело. Она мотала головой и бормотала что-то невнятное.
— Нет, — наконец сказала она. — Вера, пожалуйста…
— Ингалятор, — Вера потрясла им в воздухе, чтобы мама убедилась, что она его не забыла, и сунула ингалятор в карман. — На всякий случай. Я буду звонить.
— Вера, пожалуйста. Я больше так не могу… Вера…
6
Вера приехала в общежитие около шести.
— Зайди в триста двадцать пятую, — сказал охранник молодому человеку, который шел мимо. К ней пришли.
Нина скоро спустилась. Она протянула охраннику какую-то бумажку.
— Это что?
— Временный пропуск.
Охранник повертел в руках бумажку, которую дала ему Нина, недоверчиво посмотрел на Веру, снова стал читать, немного подумал и сказал:
— Идите.
В знак благодарности за те мелкие, но многочисленные одолжения, которых он пока не сделал, не мог бы сделать, Нина улыбнулась охраннику одной из тех улыбок, которые призваны очаровывать, улыбка, как бабочка, спорхнула с ее пухлых губ и опустилась на его плечо. Нина молчала. Охранник погрозил ей пальцем и тоже улыбнулся в ответ, но его улыбка, как клякса, упала на пол и застыла на желтом кафеле.
Вера наблюдала за этой сценой с недоумением: она не умела быть привлекательной.
— А у нас сегодня вечеринка, — сказала Нина, когда они вошли в лифт. — Будет Ира со своим молодым человеком — это моя подруга. Потом, один странный тип с первого курса. И Малхаз.
— Малхаз? Это твой молодой человек?
— Вроде того.
— Он из Азербайджана?
— Он грузин, но живет в Москве. Сегодня я, наверное, останусь у него.
— На ночь?
— На ночь.
— Хорошо, — сказала Вера, потому что не знала, что еще можно сказать.
— Ты была дома? — спросила Нина. — Ты переоделась.
— Да, после школы. Видела маму.
— И как?
— Плачет, — сказала Вера, и снова не нашлось, что к этому добавить.
На ней был голубой джинсовый комбинезон, о котором когда-то мечтала Лиза. Куртку она держала под мышкой.
Они вышли из лифта, и она достала из кармана ключи.
Вера стала замечать, что не знает, о чем с Ниной говорить. Она редко ее видела: они друг друга не знали, и даже общих знакомых у них не было. У Веры вообще было мало знакомых.
Первым пришел Малхаз с розой и бутылкой шампанского.
— Можно? — спросил он.
— Проходи, — сказала Нина. — Это Вера, моя двоюродная сестра.
— Очень приятно. — Малхаз говорил с легким кавказским акцентом.
Он потоптался у двери и сел на стул в углу. Он чувствовал себя неловко, потому что это, как догадалась Вера, было их первое свидание.
Нина взяла у него розу и шампанское.
— Тут можно курить?
— Конечно — вот пепельница.
Сегодня Нина выглядела особенно привлекательно, хотя одета была по-домашнему: на ней были прямые джинсы цвета индиго и облегающая серая кофта с капюшоном. Странно, что она не надела что-то более элегантное, все-таки первое свидание. Но Нина все продумала: во-первых, она не хотела, чтобы Малхаз знал, что к его приходу она готовилась, а во-вторых, в такой обстановке она бы выглядела глупо в нарядном платье. Однако Нина не забыла подвести глаза и накрасить ресницы. А в джинсах элегантная женщина выглядит особенно сексуально.
— Тебе идут джинсы, — сказал Малхаз деловито — так, как будто Нина была его собственностью. — Женщина-амфора, — улыбнулся он.