Три дня до небытия

Шарлотта в Шахте Негодяев была королевой: она могла ощущать вторжение, когда далекий медиум смотрел ее глазами: такое случалось по два-три раза в год. Ее научили в подобных случаях во весь голос запевать «До свиданья, черный дрозд», и по этому сигналу весь персонал базы бросал свою основную работу; одни принимались танцевать, другие напяливали на руку тряпичных кукол, третьи трубили в дешевые жестяные трубы. Случалось – когда ее любимый офицер получал разнос, или когда девочку ранним зимним утром заставляли сопровождать группу контроля коррозии ниже Седьмого уровня, или просто от скуки – что она запевала песенку, вовсе не чувствуя чужого наблюдения. Шарлотта уже тогда не сомневалась: начальство иногда подозревает, что она дает ложный сигнал тревоги, но, как видно, имелся строгий приказ не выспрашивать, что ее встревожило.

Со временем Шарлотта научилась фиксировать внимание на дальновидце, смотревшем ее глазами, и, проследив связь в обратную сторону, получать представление о том, что его окружает. Обычно это была какая-то безликая темная комната, хотя пару раз она видела перед собой приборную доску движущейся машины.

Она никогда не упоминала в присутствии сотрудников Форт-Мида об этой формирующейся способности ориентироваться, потому что и девочкой уже понимала, что ее тотчас переведут на участок, наверняка отслеженный иностранными эсперами, чтобы она шпионила за их шпионами. А ей не хотелось покидать тайное подземное царство Шахты Негодяев.

Центр управления и запуска был ее домом, вместе с лестницами и переходами между защитно-улавливающими дверьми, вместе с кабельным каналом длиной двести футов, где полно потайных уголков между опорными балками, вместе с самой гигантской стартовой шахтой, уходившей на десять этажей вглубь, и с блестящим корпусом ракеты «Минитмен», заполняющим ее огромную полость.

Взорвавшийся при зарядке аккумулятор лишил ее зрения в девятнадцать лет.

В следующие кошмарные месяцы – после госпиталей и терапии, после интенсивного инструктажа о сохранении тайны и наконец почетной отставки – Шарлотта открыла для себя две вещи, которые помогли вынести слепоту и изгнание. Она узнала, что может видеть глазами любого человека, находящегося в пределах ста футов от нее – это расстояние немного менялось в зависимости от времени года, – и свела знакомство с алкоголем.

Между тем Гольц встал с места и спустился по узкой лесенке в крошечный туалет за передней дверью; Шарлотта от скуки проследила за ним и улыбнулась тому, как он старается сделать свои дела исключительно ощупью, устремив взгляд на низкий пластиковый потолок. Гольца никто не назвал бы джентльменом, так что дело, вероятно, было в застенчивости. Все мужчины, знавшие о ее способностях, перед писсуаром неизменно смотрели либо скромно – вверх, либо нагло – вниз. Раскасс всегда смотрел вниз, но в Раскассе ее это почему-то каждый раз удивляло.

Шарлотта переключилась на Раскасса и увидела, что тот уставился на строку кроссворда – слово из четырех букв, означающее подземное ограждение.

– Хаха! – крикнула Шарлотта через весь качающийся автобус.

– Что там у тебя смешного? – откликнулся он.

– Подземное ограждение называется «хаха» – объяснила Шарлотта.

Он написал на полях газеты: «Ты б допивала бтлк и засыпала. Завтра мн. дел».

– Ха-ха! – сказала Шарлотта и последовала его совету.

6

Когда в восемь утра Фрэнк Маррити прошел по гравийной дорожке, чтобы забрать «Лос-Анджелес Таймс», сразу за цепной оградкой стоял зеленый «Рамблер-универсал».

Фрэнк проснулся раньше Дафны и выбрался из-под одеяла, не потревожив дочь. В пижаме и шлепанцах он прокрался на кухню – позвонить в колледж и приготовить завтрак.

Объяснив секретарю факультета английского языка, что сегодня не приедет, он вскипятил на плите молоко и налил его в две тарелки с растворимыми овсяными хлопьями, после чего замешал в каждую по столовой ложке взбитых сливок и по чайной – ликера «Южный комфорт». Он как раз нес миски на кухонный стол, когда показалась Дафна.

– Я только что заглянула к себе в комнату, – сказала она, пододвигая стул.

– Сегодня наведем порядок, – заверил ее Маррити.

– Сумасшедший вчера был день, – только и ответила дочь, принимаясь за овсянку.

– Самый сумасшедший, – согласился он.

Хорошо, что Дафна промолчала насчет «завтрака для больной дочки», который он приготовил вместо обычных мюсли или яичницы с ветчиной, – Фрэнк, помнивший, как она давилась за ужином вчера вечером, решил пока что не давать ей ничего, что нужно жевать.

Зазвонил телефон, но он решил не вставать – пусть отвечает автоответчик.

«Вы позвонили Маррити, – произнес его записанный голос, – но мы сейчас не можем подойти к телефону. Оставьте сообщение и ваш номер, мы вам перезвоним». После сигнала и двухсекундной паузы послышался длинный гудок, который вскоре оборвался.

Фрэнк взглянул на Дафну. Девочка хмурилась, и ему на миг почудилось, что дочку встревожил не оставшийся без ответа звонок, а его голос, прозвучавший с дальнего конца комнаты.