Три дня до небытия

– Он в любом случае на что-то такое намекнул бы, чтобы расколоть парня. И еще, Маррити сказал, что они с дочерью столкнулись с неким «вторжением» вчера в четверть пятого – именно тогда, когда мы зарегистрировали активацию устройства Чаплина.

До сих пор Раскасс смотрел на Гольца, а теперь Шарлотта увидела в его поле зрения свое лицо.

– А еще Маррити спрашивал, не АНБ ли подослало к нему женщину, прекрасно проинформированную о том, что он любит читать и что предпочитает пить! – он сделал паузу – наверняка его лицо перекосилось. – И заодно отлично описал тебя. После чего агент предложил продолжить беседу письменно! И нам достался только скрип ручки по бумаге! К счастью, через пять минут Маррити его выпроводил. Надо будет поместить тебя где-нибудь в соседней палате.

– Хорошо, – спокойно произнесла Шарлотта. Она принадлежала к тем немногим дальновидцам, которые умели читать чужими глазами письменный текст – возможно, потому, что для нее это вообще был единственный способ что-нибудь читать.

Зажужжал сигнал скрэмблера, и Раскасс, снова открыв ящик, поднял трубку. Прослушал тридцать секунд, бросил: «Кэй», – повесил трубку и закрыл ящик.

– Детектив из Сан-Диего, звонивший вчера в больницу Шаста, умер, – сообщил он Гольцу и Шарлотте. – Перед смертью наши люди спрашивали его, по чьей просьбе он искал Лизу Маррити. Детектив – он из евреев – ответил, что это была дружеская услуга. Но под давлением признался, что подозревает своего друга в связях с Моссадом.

Гольц шумно сглотнул рядом с Шарлоттой.

– Значит, к девочке в больницу приходили не из АНБ – вряд ли агенты АНБ разбираются в диббуках и тому подобном, – очки Гольца поблескивали в свете лампы сквозь спутанные пряди его черных волос. – Может, моссадовцы вышли на нас после того, как в субботу наш отдел в Нью-Джерси взломал их главный компьютер в Тель-Авиве?

– Они здесь по той же причине, что и мы, – сказал Раскасс. – Им нужно то, что хранилось у Лизерль Марич.

После минутного замешательства Шарлотта припомнила, что Лизерль Марич – это настоящее, сербское, имя Лизы Маррити.

– Мы должны заполучить эту штуку, обе части, и покончить с этим, – продолжал Раскасс. – Это чужая территория, все наши силы в Европе. А здесь – хорошо защищенный остров, куда был изгнан Эйнштейн. Завтра, – обернулся он к Шарлотте, предоставив ей прекрасный ракурс собственного лица, – рано утром ты убьешь Маррити. Застрелишь.

Шарлотта следила за своими губами и бровями, не позволяя им даже дрогнуть.

– Он – источник сведений для Моссада, – продолжал Раскасс, – и Моссад не должен вытянуть из него больше, чем успел сегодня. Этим мы изолируем его дочь и сможем с ней работать, прибегнув к помощи диббука и нашей милой tête из шкафчика.

Ее лицо ушло в сторону – Раскасс отвернулся к окну, за которым виднелись машины на соседних полосах.

– Рано или поздно тебе, Шарлотта, пришлось бы кого-нибудь убить, – не без сочувствия продолжал Раскасс. – Если принимаешь услуги от дьявола, без ответной услуги не обойтись.

– Хорошо, – равнодушно проговорила она. И подумала о себе прежней, о той Шарлотте, какой она была до 1978 года, когда еще могла видеть. «Я все устроил, заботясь о тебе», – потерянно повторила она про себя.

– Пауль, – обратился к Гольцу Раскасс, – передай нашему человеку, чтобы захватил старика из зеленого «Рамблера». Пока за ним не заметили ничего, стоящего внимания, но нельзя, чтобы Моссад добрался и до него. И думаю, нам надо еще раз взглянуть на эйнштейновский кластер на автостраде.

Шарлотта пыталась просчитать, сколько шагов ей надо сделать, чтобы добраться до оставленных в конце автобуса сумочки и пальто и до бутылки «Уайлд Теки».

«Автострадой» в Весперсе называли пятимерное пространство вне времени, область обитания духов, где жизнь человека представлялась чем-то вроде длинной веревки, изгибающейся в бездне вакуума. Впрочем, иногда они описывали людскую жизнь, как искру, которая пролетает по дуге над огромной пропастью, или как стоячую волну, взявшую в кольцо некое непостижимое ядро.

Из любой точки человеческой жизни, воспринимаемой как «сейчас», будущее представлялось невидимым конусом, расширяющимся вперед во времени. Люди Весперса, как и любой человек, в значительной степени могли влиять на свое будущее, но рассчитывали, насколько понимала Шарлотта, двигаться и в обратном направлении, превратив свое прошлое в расширяющийся назад конус изменяемых возможностей.

Шарлотте было необходимо, чтобы их расчеты оправдались.

Вероятно, и до Весперса существовали естествоиспытатели, стремившиеся к той же цели, недаром символом их притязаний был священный Грааль – чаша, составленная из двух разнонаправленных конусов, один из которых расширялся вверх, а другой вниз.