Три дня до небытия

– Принятое решение – неоплаченный долг, – напомнил Раскасс. – К тому же моссадовец, надавив на него, проинструктировал – научил, что отвечать другим агентам. А дочь в изоляции от него будет нам полезнее. К тому же он, – Раскасс махнул рукой на темнеющий за спиной автобус, – хочет такой же жертвы от каждого из нас – мы все его должники, а Шарлотта уже ушла в минус.

– Наши души.

Раскасс пожал плечами.

– Годится все, что нарушит избранную нами полярность.

– А разве платеж будет засчитан, если ты оплачиваешь его пьяным? – спросил Гольц. – Никто из нас не пьет спиртного. Пьет только Шарлотта.

– Для некоторых людей, а Шарлотта именно такая, выпивка – важный фактор демонтажа. Но когда алкоголь демонтирует ее, ей тоже придется от него отказаться.

– Держи карман шире. А ведь когда-то ты был в нее влюблен?

– Это не имеет значения.

Гольц вытащил из кармана складной нож с предохранителем и открыл лезвие.

– Она думает, ей позволят вернуться назад, переделать свою жизнь.

– Тебе какое дело, что она думает?

Гольц добродушно усмехнулся.

– Дело? Никакого. Заметь себе, – он махнул ножом в сторону автобуса, – я свои долги плачу, – и уже громче позвал: – Фред!

– Йо! – откликнулся из открытого окна Фред.

– Спроси мальчика, христианин ли он.

– Кивает, – после паузы ответил Фред.

– Ох, какая жалость. Скажи ему, что он станет красиво упакованным подарком дьяволу.

– Жестокость – тоже неплохой фактор демонтажа, – заметил Раскасс, – но и от нее, в конце концов, придется отказаться.

– Не пытайся меня очеловечить, – рассмеялся Гольц. – Придется отказаться? Человек не волен решать, чего ему желать. Я – шарик на колесе рулетки.

Раскасс покачал головой.

– Шопенгауэр. Философия там тоже не понадобится. Как и рациональное мышление в целом.

– Жду не дождусь.

– Далеко пойдешь. А сейчас пора тебе возвращаться в автобус.

Гольц тихонько рассмеялся, поплелся назад по утрамбованному песку и скрылся, обойдя неосвещенный автобус спереди. Чуть погодя автобус заметно качнулся – Гольц вошел в дверь с дальнего конца.

Нам нужно как можно скорее добиться успеха, подумал Раскасс, начиная дышать глубже в предвкушении выхода из тела. Мне нужен доступ к нижней половине чаши.

Он придвинулся к ограде и встал перед ней на колени. Это был горизонтальный деревянный шест, через каждые десять футов поддерживаемый стальной подпоркой. Раскасс навалился на него грудью, обхватив руками с внешней стороны.

Впервые он вышел из тела в двенадцать лет: просто однажды утром встал с кровати, оглянулся и увидел, что его тело еще лежит в постели. Ужас заставил его броситься обратно, и он впервые пережил вхождение в тело: словно натягиваешь через голову тесный мешок, протискиваешь в него руки и ноги и он наконец смыкается на пальцах ног. Несколько лет спустя история повторилась – тогда он дышал через эфирную маску во время стоматологической операции. А к двадцати годам он научился покидать тело по желанию, и даже голова при этом почти не кружилась.

Сейчас он ощутил всплеск холода и оказался стоящим рядом со своим коленопреклоненным телом. Заботливо убедившись, что тело не потеряет равновесия и надежно опирается о перила ограждения, он шевельнул пальцами правой руки и увидел, как растопырилась ладонь оставшегося на коленях тела.

Он прыгнул в пустоту и сразу, продолжая ощущать грудью перила, почувствовал в то же время запах травы на лужайке перед колледжем и ощутил под пальцами маслянистое стекло, а потом энергетический взрыв бросил его сквозь высшие измерения – в этот миг юноша в автобусе испустил дух, и Раскасс очутился на автостраде.

Время здесь было расстоянием, и управлять он мог только своим вниманием.

Восприятием, не нуждавшимся в освещении, он увидел автобус, Гольца, Фреда и мертвого парня в нем – причем видел он их со всех сторон сразу. Вплоть до их органов, артерий и клапанов и даже коленчатого вала автобуса, а тайные соки и кора окружающих деревьев изнутри были видны так же отчетливо, как и гора. Гору он тоже видел со всех сторон, как и пожары на северных склонах, и утрамбованный гравий под асфальтом дороги.

Он изменил точку обзора, отстранившись от ближней перспективы, и увидел людей в виде зигзагообразных линий – их недавние действия и будущие поступки лежали в ряд, как опрокинутые костяшки домино, расплываясь по мере удаления; луна стала длинным белым клинком в небе. Гольц стоял у тела Раскасса, говоря ему: «Ибсен», и в то же время Гольц входил в автобус, и перерезал глотку юноши, и выходил из автобуса, и снова заговаривал с Раскассом, и сам автобус уезжал с площадки для отдыха на Панорама-Пойнт, замыкая петлю со своими ранними версиями, въезжающими на нее.

Он видел все так же, как три ворона в сказке братьев Гримм «Верный Иоганн» – парил высоко над фигурками, прикованными к поверхности земли, видел вещи, которые раньше ему встречались, и те, с которыми еще предстояло столкнуться.