Три дня до небытия

Молодой человек в автобусе выглядел чередой накладывающихся бледных фигурок, как на «Обнаженной, спускающейся по лестнице» Марселя Дюшана, и череда эта обрывалась в точке, где астральное тело юноши образовывало размазанный по небу вихрь.

Это была застывшая ударная волна, и Раскасс внимательно проследил ее до самого предела – туда, где она выходила за грань точного времени и места его смерти.

Раскасс был тут не один. Живое существо, состоящее, казалось, из жужжания или морщин, находилось внутри него, и его мысли были так же очевидны для Раскасса, как внутреннее устройство автобуса, но гораздо более чужды, чем траектории звезд или повторяющиеся узоры трещин на горных камнях.

Но, по крайней мере, Раскасс точно знал, что существо было вызвано человеческим жертвоприношением.

Это создание занимало область, далеко простиравшуюся сразу в десятках разных направлений от этих утренних часов 18 августа 1987 года, а бесплотная сущность Раскасса нахлестывалась на его сущность.

Линии, подобные электрическим искрам или нитям ткани, протягивались в безграничной пустоте, и он мог различить нить своей временной линии с несколькими растрепанными отрезками. Сейчас он располагался в облачке, окружавшем такой отрезок, – другие он занимал или будет занимать во время других вылазок на автостраду.

Точно так же, как на фотографии глаз может видеть вместо лунных кратеров купола и хребты, пока сдвинувшаяся перспектива не позволит различить кратеры и трещины, так и эти искры или нити представлялись ему крошечными, плотно скрученными спиралями, вроде узелков в груде ковров бесконечной высоты и ширины.

В коротковолновой области его внимания выделялась линия Альберта Эйнштейна – она тянулась от полосы, включавшей немецкий Ульм около 1879 года, до полосы, охватывающей Нью-Джерси в 1955-м.

Раскасс и раньше обращал внимание на линию жизни Эйнштейна и знал, что увидит. Даже если рассматривать ее как вытянутую дугу, а не спираль, она выглядела ужасно запутанной. Пересекалась с множеством других линий, одна из которых ветвилась рядом с точками пересечения – увиденные в другом ракурсе, эти ответвления представились бы двумя линиями, сливающимися в одну, но Раскасс наложил на восприятие вектор, направленный в будущее, поэтому развилки предстали рождением детей, потомством.

Вторая жена Эйнштейна приходилась ему двоюродной сестрой, ее девичья фамилия была Эйнштейн, и линии их жизней начиная с 1919 года вплоть до ее смерти в 1936-м были безнадежно запутанным зеркальным лабиринтом, а из середины этой путаницы в 1928 году, в районе Швейцарских Альп, возникала третья нить, хотя она, кажется, исходила не из тех ответвлений, которые означали рождение детей.

Раскасс направил свое внимание на эту спонтанно возникшую нить. Она в нескольких местах пересекалась с другой и давала два отростка – при ближайшем рассмотрении они оказались линиями жизней Фрэнка Маррити и Мойры Брэдли, а оканчивалась эта странная нить в 1955 году в Нью-Джерси, так близко к окончанию нити Эйнштейна, что они выглядели слившимися. И были, строго говоря, необыкновенно похожи.

Раскасс сместил внимание вперед, в сторону возрастания энтропии, к взрослой жизни Фрэнка Маррити.

Нить Маррити в 1974 году пересеклась с другой, и на расстояние в двенадцать лет отчетливо протянулось ответвление их дочери, но в 1987 и в их узле появилась новая нить, а откуда она взялась, от внимания Раскасса ускользнуло. Нить эта, кем бы и чем бы она ни была, запутала линию жизни Маррити – так же как линия кузины-жены запутала нить Эйнштейна. В 1987-м на нити Маррити наметился разрыв – или этот разрыв был на новой внедрившейся нити, они были так близки и так похожи, что Раскасс не взялся бы сказать точно.

Более жестко сфокусированным краем своего внимания Раскасс увидел новоприбывшего в жизнь Маррити как зигзагообразную линию на узком участке Сан-Бернардино 1987 года; зафиксированная в нескольких местах, она сливалась с чередой машин, каждая из которых была зеленым «Рамблером-универсалом». Но и в машине за новоприбывшим трудно было уследить – по крайней мере, однажды линия «Рамблера» как будто заканчивалась, а потом начиналась заново с другого места.

Разобраться во всем этом было непросто. Область 1987 года представляла собой хаос, тысячи линий жизни размывались в облачный клубок – особенно на полосах, которые соответствовали горам Шаста и Таос в Нью-Мексико. Эту дымку создавало Гармоническое Сближение, взвихренное виртуальными личностями, проявлявшимися как точки в психическом тумане, но дальше во времени она не простиралась.

Жизнь Лизерль Маррити невероятно изгибалась внутри этого облака: вместо того чтобы двигаться вперед во времени, она круто заворачивала вбок, перпендикулярно, и занимала одномоментно мили и акры пространства, после чего оканчивалась смерчем, застывшим над горой Шаста. Лизерль попросту выпрыгнула из четырехмерной ткани, но двигалась в пространстве, а не во времени.