Три дня из жизни Филиппа Араба, императора Рима. День первый. Настоящее

Курия располагалась примерно на том же самом месте, где третий легендарный царь Рима Тулл Гостилий восемьсот лет назад построил самую первую, названную в его честь: курией Гостилия. Не сам, конечно, построил, не своими руками (для этого рабы и прочие подневольные рукастые работяги под рукой имелись: рука ведь – она чья надо рука!), зато активно духовно наставничал: убеждал всех в наличии «исконных скреп».

В I веке до нашей эры в период диктаторства Суллы курия Гостилия была реконструирована и в метраже расширена, получив при этом новое название – курия Корнелия: Сулла ведь был не просто Суллой, а Луцием Корнелием Суллой. И преномен, и номен, и когномен – всё было при нём.

Последняя курия в результате то ли гражданских, то ли внутригородских войн, то ли вообще понятийных бандитских разборок патрицианско-нобилитетско-плебейской знати через тридцать лет после своего апгрейда сгорела: а всего-то-навсего чернь разожгла на Форуме рядом с курией прощальный погребальный костерок для одного из своих лидеров, погибших в ходе этих войнушек. Вот здание, прихватив с собой за компанию ещё часть Рима, в пламени и сгинуло.

Но, как выяснилось, не навсегда.

Двести лет назад Юлий Цезарь за десятки миллионов сестерциев выкупил это место (если и не пепелище, то стопудово пожарище) вместе с большим участком прилегающей землицы. Приобрёл, так сказать, в личную собственность. Устроил там первый в истории Рима императорский Форум и начал возводить для сенаторов новую курию – надеялся заслужить этим их благодарность и благосклонность. Но не тут-то было! Прогадал, не заслужил. Достроить не успел – его убили. Только и успел воскликнуть сакральное: «Et tu, Brute?» – «И ты, Брут?!» (а Брут тем временем и был таков).

Довёл здание до ума и с помпой открыл его, торжественно перерезав красную ленточку, лишь внучатый племянник Цезаря и его официально усыновлённый наследник – Октавиан Август. Однако курия всё одно звалась одноимённо – курией Юлия, ибо Октавиан Август, как и все поистине великие люди, не был тщеславен: скромность всегда украшала мужчину, тем более этого…

Впрочем, император Домициан к зданию тоже свою руку приложил – его перестраивал. Но для потомков – тоже безымянно в названии.

*****

Вот сюда-то сенаторы и поспешали. Кто-то даже не торопясь.

Коли сидючи, поместиться в курии могло три сотни важных особ и тел (что, впрочем, было одним и тем же); а если стоя, как и положено стоикам, то помещение можно было набить ещё таким же числом правящего имперского класса. Ну, если не правящего, то синекурного.

Сенатские хитросплетения

«Когда бы вишни дивные цветы

Средь распростёртых гор всегда благоухали

День изо дня,

Такой большой любви,

Такой тоски, наверно, мы б не знали!..»

Ямабэ Акахито

Филипп Араб не с луны свалился и (после наушничаний советников) знал, что один римский сенатор не только по весу и росту, но и по своему правовому статусу отнюдь не равен другому, а второй – третьему: сенат многослоен, как пирог у северных и северо-восточных варваров, а меж сенаторами вовсю процветают дедовщина, годковщина и землячество, не говоря уже о коррупции и борьбе за статус, за спецсинекурки и места под солнцем и луной.

*****

Самыми-пресамыми взбитыми сливками, можно сказать, сметаной, а то и сливочным маслом, в сенаторской пирамиде по праву считались экс-цензоры и консуляры-проконсулы (это, во-первых, бывшие первые и вторые консулы: каждый годичный отрезок времени консулов в Риме для подстраховки должно было быть двое; а, во-вторых, бывшие консулы-суффекты – этих выбирали, если один из двух оригинальных ординарных консулов по какой-то причине из игры выбывал: всякое бренное тело не вечно…)

Впрочем, о существовании цензоров за минувшие век-полтора все уже изрядно подзабыли: когда-то, после краха республики, их функции лёгким движением руки перетянули на себя первые императоры-принцепсы, а потом статусы сии… словно повымерли – пропали, будто вовсе не бывали. Последним пожизненным цензором был, кажется, император Домициан из династии Флавиев, и было это сто пятьдесят лет назад. А теперь… теперь… Мисюсь, где ты? Туман. Дымка. Нет никакой Мисюси-пуси…

Первыми консулами уже почти двести лет подряд тоже предпочитали становиться сами императоры, причём многократно, ежегодно, пожизненно, хотя чин издревле положено было носить (не в кармане, но как штандарт – над головой) лишь по двенадцать месяцев. Другое дело, что не всегда у императоров «пожизненность» задавалась: то перевороты, то смутные времена, то междоусобицы, то междуцарствия, то понос, то золотуха, то скромность мужчину украшала.