Три дня одной весны

Рыжеволосый презрительно посмотрел на приятеля и отвернулся. На том месте, где сидел старик, лежала пиала и голубой платок.

— Забыл, глупый…

— Так ему и надо, — сказал Курчавый и потащил приятеля за рукав к автолавке, у которой стал собираться народ.

А в это время старик с хурджином, перекинутым через плечо, быстро удалялся от базара. Прохожие толкали его. Кто-то больно наступил на ногу, однако старик не обращал внимания. Он пытался отыскать в толпе знакомую высокую фигуру. Разноцветные машины, женские наряды, вывески магазинов — все сплелось в сплошное яркое пятно.

«Где же его найти? И зачем он мне? Сказал ведь, что нет у него денег. Эх, деньги! Будь они неладны. И что такое деньги?»

1977

Перевод А. Богатырева.

МАТЬ-МАЧЕХА

1

Она сошла на безлюдном разъезде, затерянном в ночи среди ветра и снега. Окна удаляющихся вагонов осветили крохотный домик дежурного, занесенные склады и еще какие-то неуклюжие строения, которые медленно погрузились во тьму вместе с затихающим перестуком колес.

Старик дежурный, проводив поезд, скрылся в своем обиталище, а женщина все стояла, не отваживаясь шагнуть в охватившую ее черно-белую темень. Наконец она решилась. Подняв воротник пальто, взяла чемоданчик и двинулась в ту сторону, откуда сквозь косую сетку летящего снега тускло просвечивали далекие огни Обраса.

Она шла, слушая скрип собственных шагов. Его временами заглушало ветром, а когда этот одинокий звук снова возвращался, ей чудилось, что это чужие шаги, и она испуганно оглядывалась, но вокруг не было ни души.

Неделю назад Нукра получила от тетушки Халимы телеграмму: «Срочно приезжай, мать больна». Но выехать смогла только вчера, потому что женщина, которой сделали операцию на сердце, была в тяжелом состоянии, и Нукра не имела права оставить ее, пока не убедилась, что кризис миновал. Но что могло случиться с матерью? Осенью она навещала ее, и та была здорова.

Нукра старалась успокоить себя, но сердце ныло, и она шла все быстрее, подгоняемая уже не боязнью, а тоскливым предчувствием близкой и неотвратимой беды.

Мать уехала два года назад — до этого она с Нукрой и ее мужем жила в городе. И хоть во всем был виноват муж, Нукра до сих пор не могла простить себе, что тогда не удержала мать. Ведь она ей дороже и ближе, чем этот мелочный и вздорный человек, теперь, слава богу, бывший муж.

И снова, в который раз, вспомнился день, когда это случилось. Нукра возвратилась из института и сразу почувствовала, что муж не в духе. Дочка играла возле его ног, но он, как бы не замечая ее, сидел насупившись. На вопрос Нукры: «А где мама?» — зло, будто только и ждал, когда она об этом спросит, ответил:

— Я бы и сам хотел знать, где она.

Нукра прошла в комнату, чтобы переодеться. Он последовал за нею и, уже не в силах сдержать раздражение, продолжил:

— Восемь лет я забочусь о твоей матери, кормлю и одеваю ее. Так неужели она не может выполнить мою просьбу — посидеть хоть один день дома? Пока всех соседей не обойдет — не успокоится. Мне это надоело!

Муж был не прав. Целыми днями мать возилась по дому: стирала, варила, смотрела за внучкой. Если и отлучится на минутку, то опять же по делам — в магазин или на базар.

— Что случилось?

— Я договорился со столяром, он должен был на этих днях прийти полировать шкаф. Сегодня, оказывается, пришел, а дома никого нет.

— Договорились бы на какой-то определенный день, — попыталась возразить Нукра.

— Чтоб ей удобней было бегать по соседям?

— Не говорите так, она ведь вам тоже мать, — тихо сказала Нукра.

— Мне — тоже! А тебе-то самой — кто? Мать-мачеха? — с издевкой произнес муж. — Своих нет, так к чужим прилепилась и живет не тужит!

— Как вы можете? — воскликнула Нукра.

Она выбежала из дома и застыла на месте: мать с опущенной головой стояла за Дверью.

— Я подумала, уже поздно, и столяр не придет, — оправдываясь, забормотала она. — Вот и пошла навестить соседку, ты ведь знаешь — старуха больна…

— Так переходите в дом этой старой ведьмы насовсем! Обойдемся без вас! — крикнул из комнаты муж.

Он и раньше не ладил с матерью, но это уж было слишком. Нукра расплакалась.

— Не обижайтесь на меня, старуху, сынок, — сказала мать. — Не знала, что я вам в тягость. Но если так, что ж — у меня есть кров, пенсию получаю. Одиноко одной, но пусть будет как вам лучше.

— Не смею задерживать! — ответил он. — Хоть свободно вздохну за эти восемь лет.

Как ни уговаривала Нукра мать, та осталась непреклонной и уехала на другой же день. Но и Нукра не смогла простить мужа. Какое-то время она еще пересиливала себя, однако хватило ее ненадолго. И вскоре они разошлись.

«Надо увезти мать домой, — думала Нукра, подходя к селению. — Обязательно увезу, что бы она ни говорила. Теперь уж никто нас не разлучит!»

Из окна дома падал на улицу тусклый свет. Нукра постучала — никто не ответил. Она постучала еще раз.

— Кто? — послышался со двора женский голос.

— Я, откройте! — сказала Нукра, чувствуя, как сердце ее замерло от этого чужого голоса.

В приоткрывшуюся калитку показалось лицо старухи.

«Тетушка Халима», — догадалась Нукра.