Три дня одной весны

«Помоги мне! — молилась она темному низкому небу. — Если доберусь до Дизака и найду Шокира, тысячу раз буду благодарна Тебе! Все мучения готова я вытерпеть — лишь бы жив был Анвар… лишь бы удалось спасти Юнуса и учителя…»

Капля дождя упала на лицо Таманно; за ней еще одна. Огонь вдруг разорвал сгущающийся сумрак, и в голубых его отсветах все вокруг приобрело призрачные очертания. Еще раз сверкнула молния, и сердце Таманно сжалось. Затем ей показалось, что небо над ней раскололось — столь ужасен был прогремевший и раскатившийся по ущелью гром. Хлынул ливень. Таманно теперь бежала из последних сил, иногда останавливалась в изнеможении, переводила дыхание и снова заставляла себя бежать. Голова у нее кружилась, и временами она как бы проваливалась в бездонную темноту. Вода стекала с нее ручьями.

Все сильней бушевала над ущельем Охугузар гроза, сотрясала окрестные горы, заглушала шум реки и метала вниз изломанные стрелы молний.

В очередной яркой вспышке голубоватого света Таманно увидела деревянный мост, переброшенный через реку.

«Теперь немного осталось, — отметила она и со слабым удивлением подумала, что радоваться этому у нее уже нет сил. — Скоро Дизак».

Она перешла мост и по сотрясающей его дрожи ощутила, как беснуется под ним Кофрун. Чуть постояв, она зашагала дальше, но вскоре остановилась: в наступившей темноте прямо на нее медленно надвигались две горящие точки. Ужас сковал ее. Затем, будто во сне, она попятилась, сошла с дороги и уперлась спиной в валун. Блеснула молния, и немеющими губами Таманно прошептала:

«Во-олк!»

Она быстро нагнулась, пошарила рукой — но не смогла найти подходящего камня. Тогда она сдернула с головы платок — единственный подарок Анвара, ее любимого, судорожно всхлипнула и теснее прижалась спиной к валуну, словно стремясь найти у него защиту. Но в ночной тьме, под проливным дождем она была одна в ущелье Охугузар — одна перед громом, молниями, ревом реки и горящими красноватым светом волчьими глазами.

«Волк-волк-волк», — повторяло ее сердце.

А волчица радовалась. Вняли, наконец, небеса ее горькой мольбе, и она не вернется теперь с пустым желудком к трем своим изголодавшимся детенышам.

Коротко зарычав, волчица напружинила все тело и, словно стрела, полетела на Таманно…

16

Посреди жаркой пустыни серебристо отсвечивает под лучами летнего солнца полноводный арык. Анвар глядит в даль. Пустыне не видно конца; и так же бесконечно тянется арык. Буйная радость овладевает Анваром: ведь это он днем и ночью неустанно трудился, кровавые мозоли набил кетменем, пролил семь потов и привел в пустыню воду. Все здесь теперь зацветет — и это значит, что своей цели он, наконец, достиг. Как накален, однако, воздух! Словно печь, стала земля и словно огонь — небо. Но почему в такую адову жару надел он кожаное пальто и натянул сапоги! И зачем на ремне у него наган? Сжимает горло туго застегнутый ворот гимнастерки.

Странно, думает затем он, посмотрев на арык. Мутной стала вдруг вода в нем. Отчего? Быть может, кто-то не желает, чтобы в пустыне зацвел сад? И в чистую воду подсыпает глину? Надо сходить к истоку, проверить. Однако в ясном небе неожиданно грохочет гром и сверкают молнии…

Вздрогнув, Анвар проснулся. За стенами хлева бушевала гроза, хлестал по крыше дождь и сквозь щели в дверях пробивались в темноту голубоватые сполохи молний.

Анвар приподнялся и прислонился к стене. Затекшее тело ныло, запахи сена и сухого навоза напомнили ему, где он и что с ним случилось.

— Сон видел, — ни к кому не обращаясь, проговорил он.

— Что за сон? — откликнулся Юнус, которого тоже разбудила гроза.

— В пустыне арык провел.

— Вода была чистая?

— Да, чистая. И до краев заполняла его.

— Хороший сон.

— Мутной стала потом вода.

— Ничего страшного, сон все равно добрый. Арык — это твой труд, совершенное тобой полезное дело. А мутная вода… что ж, это наше нынешнее положение.

— Вы самого мулло Салима за пояс заткнете, — усмехнулся Анвар.

— Правду говорю. Что еще видел во сне?

— Грозу. Небо чистое, а гром гремит и молнии…

— Тут я бессилен, — сказал Юнус. — Не знаю, как растолковать.

— Быть может, что-то непредвиденное случится, — сказал из угла Каромат.

— Непредвиденное?! — воскликнул Анвар. — Или нам этого мало?

— Кто знает, — без всякой надежды в голосе проговорил Каромат.

— Все равно, брат мой, добрый ты видел сон, — повторил Юнус.

Горькая усмешка тронула губы Анвара. Разве, собираясь в путь и увлекая за собой других, думал он, что пленником Усмон Азиза будет валяться в хлеву, а товарищи его будут убиты на заброшенном выгоне? Ведь пятеро их было против троих — и ничего не вышло? Даже Мурод — воин Мурод, бившийся против Ибрагимбека, — и тот убит. И вместе с ним полегли под пулями Усмон Азиза и его друг Саид, Хасан и Санджар… Все четверо остались на выгоне. Сиротами теперь будут расти их дети, вдовья доля суждена их женам. Несчастны их отцы и матери, лишившиеся опоры в старости — своих добрых и заботливых сыновей, своих защитников и кормильцев.