Прочтя несколько страниц, она достала свой блокнот и записала:
Поезд тронулся, мерный стук колес не мешал ее мыслям. Вскоре в купе вошел проводник с тележкой, с которой он раздавал пластиковые подносы с завтраком и разными напитками. Он объяснил Пери, что она может выбирать из двух вариантов завтрака. Вариант первый: круассан с ветчиной и сыром. Вариант второй: яичница со свиной колбасой.
– А ничего другого нет? – спросила Пери.
– Вы вегетарианка?
– Нет, но я не ем свинины.
Темные запавшие глаза на смуглом лице с жиденькой бородкой чуть внимательнее посмотрели на нее. Пери взглянула на карточку с именем, приколотую к его куртке: «Мухаммед».
– Пойду узнаю, можно ли что-нибудь для вас сделать.
Уже через минуту Мухаммед принес сэндвич с курицей и с улыбкой протянул его Пери. Только когда проводник вышел из купе, Пери догадалась, что он, скорее всего, отдал ей свою еду. В чужой стране людей, выяснивших, что у них общая религия или национальность, мгновенно связывают незримые нити солидарности. Родственная близость, которая проявляется в мельчайших деталях: улыбке, кивке, сэндвиче. И все же Пери чувствовала себя обманщицей. Этот человек принял ее за правоверную мусульманку, но была ли она ею?
Конечно же, она принадлежала к мусульманской культуре. Но для того, чтобы пересчитать молитвы, которые она знала наизусть, хватило бы пальцев одной руки. Она не исполняла требований, налагаемых на нее религией, и в то же время, в отличие от Ширин, не объявляла себя бывшей мусульманкой. Слово «бывший» вызывало у нее унылые ассоциации с прокисшим молоком или прогорклым маслом. Ее отношения с исламом не прерывались, независимо от того, соблюдала она все его предписания или нет. Но ее по-прежнему мучили вопросы. Постоянные. Неотступные. Поэтому истинную солидарность она чувствовала только с теми, кто, как и она, пребывал в сомнении. Но если попытаться объяснить все это Мухаммеду, не потребует ли он назад свой сэндвич?
Когда Пери была маленькой, каждый год накануне праздника Курбан-байрам в доме вспыхивали ссоры. Менсур был против ритуальных жертвоприношений. Он считал, что лучше отдать деньги бедным, чем выбрасывать их на жертвенного ягненка. Чтобы накормить голодных и успокоить совесть сытых, совсем не обязательно умертвлять несчастное животное.
Сельма, разумеется, не соглашалась с мужем.
– Бог не просто так требует от нас неукоснительного соблюдения традиций, – говорила она. – Если бы ты удосужился прочесть Коран, то понял бы это.
– Я читал Коран, – возражал Менсур. – Конечно, не весь. В этом нет никакого смысла.
– В чем нет смысла? – раздраженно спрашивала Сельма.
– В Коране нет ни слова о том, что Бог приказал Аврааму принести в жертву сына. Авраам все неправильно понял.
– Глупости! – сердилась Сельма.
– Но послушай, женщина, разве Авраам слышал, чтобы Бог приказал ему убить сына? Он просто видел сон, так? Сон, который неправильно истолковал. Думаю, Бог в милости своей увидел, как он ошибся, и послал ему ягненка, чтобы спасти ни в чем не повинного мальчика.
– Ты говоришь, как большой упрямый ребенок! – вздыхала Сельма. – Слава Богу, у меня трое детей, и еще один мне не нужен.
Твердая в своей решимости обязательно купить собственного барана, Сельма всегда заранее начинала откладывать деньги. Несколько дней барана держали в саду, откармливали, красили хной, а потом отправляли на скотобойню. Мясо раздавали семи соседям, а также бедным.
В тот год, когда Пери должно было исполниться тринадцать, несколько живущих по соседству семей решили объединить средства и купить быка. Они ожидали, что это будет величественное животное, излучающее силу и мощь. Бык действительно оказался огромным, но он так ошалел от испуга, что имел жалкий вид. Кротостью жертвенного ягненка он не обладал, но никакого величия в нем не наблюдалось. В общем, все были разочарованы.