- Жека Бизонич был бы лучше Прокопенко... - протянул Дима, зная, как сложно находить общий язык с Еликом.
- Ладно, бери Жеку и Елика. Жека сильнее в компьютерах, чем Игорь. Был. Игорь хорошо разбирается в машинерии в котельной, пусть возвращается в лагерь, если жребий ему выпадет, конечно.
- Жребий, жребий! - пробурчал Сивицкий. - Та не мог бы решать сам, без жребия?
- Ещё не время, - заметил Карнадут. - Я не спешу кормить маленького Чингисхана у себя внутри. Не так уж важно, кто вернётся в лагерь. Нет, - он покрутил головой, - вообще-то важно, ёлы! Я на три части разбиваю отряд, и всё из-за избалованного мелкого жучары и его капризов! Больше такое не должно повториться!
Комендант выругался. Сивицкий ещё не видел Карнадута таким злым.
В этой местности жили волки и с наступлением ночи звери дали о себе знать. В лесу раздался волчий вой. Парни разложили хворост кольцом вокруг лагеря и, сменяя друг друга, рубили и рубили ветки, запасая топливо для долгой ночи.
Волки выли, но не приближались.
Иоанна стонала от боли сквозь стиснутые зубы, не открывая рта. Что у неё болело, узнать было невозможно. Ночью ей скормили последние таблетки, это был анальгин. Иоанна забылась сном.
Влад приставил к Метлушко Матвея, велев смотреть за состоянием больной и следить, чтобы огонь горел ровно с двух сторон от её постели, устроенной на высоком настиле из хвойных лап. Матвей влажно кашлял и хлюпал носом. Он притих и думал, что дома в лагере было отлично, и с Иванкой в подлёдной норе было хорошо, а в походе оказалось совсем не весело.
Иоанна умирала. Это было видно по тому, как легли у переносицы синие тени, и карие глаза, ещё недавно быстрые, весёлые, ввалились в глазницы, нос заострился, скулы обтянула кожа. Однажды она открыла глаза, хрипло произнесла, так, что не разобрать: 'Зима... Пить'. Возможно, она сказала: "Дима, пить".
Ей поднесли воды, она проглотила пару ложек жидкости и закрыла глаза.
Елисей перекрестил Иоанну и истово прочитал над ней единственную молитву, которую знал. Сивицкий был готов упасть на колени перед Елисеем, чтобы он отмолил у смерти несчастную Ванятку. Сивицкий шёл рядом с носилками, и его широкие брови сошлись в одну черту, лицо осунулось. Он уже решил, как поступит, если Иоанна умрёт.
Шесть человек сопровождали больную. По очереди, вчетвером, несли носилки Иванки Метлушко, следуя изгибам береговой линии Большой реки и время от времени выходя на лёд, чтобы спрямить себе дорогу.
Этот правый приток после раздольного необъятного Днепра, русло которого сугробы сровняли с болотистым левым берегом, уже не казался широким. Наоборот, он теперь выглядел всего-то безопасным ручьём, чётко очерченным правым высоким склоном и левым берегом, под которым они когда-то пережидали бурю.
Им стали попадаться следы крупных травоядных, и вскоре они догнали стадо зубров. Скорее всего, это были те же зубры, помешавшие им подойти к переправе осенью. Но страха от вида огромных быков уже не было, и Сивицкий, ни секунды не колеблясь, распорядился двигаться за стадом.
Зубры сначала косились на людей, но потом перестали беспокоиться.
Увидев, что животные привыкли к их присутствию, лыжники прижали палки, чтобы не махать ими, молча заскользили в стороне от быков, а потом обогнали главную самку, шедшую впереди. Осторожно, с оглядкой, поспешили уйти от животных подальше, чтобы не раздражать их.
Эта гонка совершенно вымотала парней, они задыхались, но благодаря зубрам они быстро прошли путь по Большой реке. Чуть передохнули на берегу, с трудом узнав место, где когда-то кончалась натоптанная тропа, ведущая из деревни к реке и, в конце концов, оказались в стенах школы задолго до заката.
Они не разглядели куб, как ни всматривались в небо.
Сивицкий совсем поник.
Он всё-таки поднялся на крышу по закопченным лестницам трёх этажей, с неудовольствием замечая, что свежая нарядная школа в безжалостном холодном зимнем свете, льющемся из всех окон, стала напоминать бомжатник, несмотря на все усилия Алины сберечь чистоту этих стен.
'Что ж, - мрачно думал Дима, чем хуже - тем лучше...'
Он вышел на крышу и встал в центр, как это сделал Лёша.
Ковчега не было.
В отчаянии Сивицкий повторил небу то, что однажды услышал от коменданта Карнадута:
- Ты!!! Слышишь?! Одна девушка стоит четырёх парней! Да!
Он выкрикнул это сквозь зубы. Снял рукавицы, заткнул их за пояс, слепил снежок и швырнул его вверх, в безжалостное и равнодушное небо. И вдруг заметил, как снежок блеснул на лету, словно, падая, прошёл сквозь яркие лучи.
Сивицкий послал вверх ещё снежок. Он плакал и швырял снежками, пока не устал.
Тёмный квадрат вышел из облаков и стал двигаться к земле, увеличиваясь в размерах. Дима успел крикнуть в дверь, ведущую внутрь школы, и вскоре ребята подняли Иоанну по вертикальной лестнице, а другие приняли её и втащили на крышу, над которой зависла платформа. Запеленатую, как мумия, девушку положили в ноги Диме, все встали рядом и потянули перила ограждения вверх.